он попытался было разобрать, о чем Хом толкует, да успокоился лишь одним сливающимся в монотонный звук голосом друга, а спустя полчаса Пэйджи и вовсе уснул мертвецким сном на покрывале у камина, мирно посапывая под треск поленьев. Когда Лекки вернулся домой и отнес воспитанника в кровать, Хом, уже собираясь уходить, извиняющимся тоном доложил пасечнику:
– Кажется, он просто слегка перебрал.
***
Декабрьское солнце поднялось высоко и сделало снег ослепительным, когда пасечник, закончив в сарае сбор новых ульев, пришел будить Пэйджи. Ненавистная занавеска-загородка открылась одним резким движением:
– Эй, парень, разве ты не собирался сегодня куда-то?
Едва проснувшись, Пэйджи сразу понял, что первый поезд, на котором они собирались на ярмарку, давным-давно ушел.
– Проклятье, проклятье… – залепетал юноша, ворочаясь на старом тюфяке и пытаясь сообразить, что к чему.
Голова раскалывалась так, будто ее зажали в свинцовый обруч, затягивающийся все крепче с каждым движением. На ходу одевшись, ежась от холода, он схватил горсть монет, что берег в расколотой глиняной чашке, и, наскоро попрощавшись с Лекки, что есть сил поспешил к пустырю.
Вита сидела на том же поваленном на снег дереве и курила длинную трубку. Завидев Пэйджи, она рассмеялась:
– Уж кого не ждала тут увидеть в этот час.
– Я проспал! Впервые в жизни! Опоздал на поезд, потому что проспал… Прости, прости, прости меня!
Геверка пожала плечами:
– Ничего. Значит, останемся в деревне.
– То есть как? Мы еще успеем на полуденный поезд. Будем на ярмарке через несколько часов.
– Ты уверен?
– Спрашиваешь! Конечно, уверен.
Он протянул было руку, помогая девушке слезть с дерева, но та нетерпеливо отмахнулась от него. Однако когда они зашагали по сугробам к лодочной переправе, Вита сама взяла ладонь Пэйджи в свою, спрятанную в перчатку из искусно выделанной телячьей кожи.
Пэйджи, скосив глаза вниз, изучал перчатку Виты. Сколько же в геверах было всего чужеземного, необычного! Понятно, что местные в зиму носили совсем другие рукавицы – шерстяные и колкие. Кожевники берегли свой товар для обуви и верхней одежды, никому в голову бы здесь не пришло шить из кожи такой пустяк, как перчатки.
И все это делало Виту еще прекраснее и недостижимее в глазах юноши.
Но, к своему стыду, он отпустил ее руку сам, едва лишь лодочная переправа показалась за голыми зимними деревьями.
– Мы должны соблюдать осторожность, – предостерег он леди Полумесяц. – У нас здесь все играют по правилам и не терпят, чтобы правила нарушали.
Вита недоуменно посмотрела на него, но Пэйджи не желал ничего объяснять. Хватило ему и так полжизни созерцать страдания Лекки и Травницы, главных деревенских прелюбодеев. Сам-то он не допустит ничего подобного.
