эту женщину до ее дома.
Двое крепких мужчин из полевых работяг подошли к Травнице, и той ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
«Я так и знал, что этим закончится, – уныло подумал Пэйджи. – Я ее предупреждал».
Стоявшая рядом с ним Вита смотрела на это в гробовом молчании, даже в оцепенении. Ни она, ни Пэйджи не могли и пошевелиться.
Такой же неподвижной оставалась и фигура Жреца у костра. Сейчас он был на пике своей силы и власти: царственный, непрошибаемый, словно тысячелетний камень.
Проходя мимо него, Травница едко процедила:
– Ублюдком был, ублюдком и останешься.
Оба сопровождавших в ужасе отшатнулись от женщины. Жрец же, казалось, пропустил ее грубость мимо ушей, разве что его взгляд стал еще более холодным, а без того тонкие губы сжались в узкую нить, не произнеся ни слова в ответ.
Жители общины в молчании смотрели на то, как эта странная, но по-прежнему полная невыразимого достоинства женщина покинула их собрание, один из главнейших праздников года Самайн – поворотную точку на зиму.
Пэйджи повернулся к Вите и, беспомощно разведя руки в стороны, будто лично извиняясь за случившуюся сцену, неуклюже улыбнулся:
– Добро пожаловать в нашу деревню.
Глава 2.
Зимнее солнцестояние
21 декабря. Йоль
На праздник зимнего солнцестояния Пэйджи вдруг непонятно с чего принялся клянчить себе новые башмаки с отворотами, украшенными арабским орнаментом, вился у станков ткачей и не успокаивался до тех пор, пока «восточные» ботинки ему не пошили специальным заказом.
До этого в одеждах парень был неприхотлив: он довольствовался перекроенными под свои тощие плечи старыми вещами Лекки да тем некоторым добром, что досталось ему после самоубийства Вульфа. Помнится, тогда Хом притащил на пасеку целые стопки рубах да штанов покойного, было среди вещей и несколько пар обуви. Так Пэйджи и крутил колесо своего быта, облаченный в ношеные тряпки утопленника, и только теперь ему вдруг запала в душу идея выпросить сказочные арабские башмачки.
Лекки, хоть и не жаловал расточительства, все же раскошелился на обувь своему воспитаннику, да и дело это было богоугодное: надеть обновку в ночи, когда солнце рождается заново, считалось хорошей приметой и сулило достаток в грядущем году.
Завязав мягкие кожаные шнурки и накрутив на цыплячью шею пестрый платок, делающий его слегка похожим на цыгана, Пэйджи убедился, что у двойника в зеркальном отражении очень-очень черные волосы, уложенные очень-очень набок, и с довольным видом направился к обозам чужаков.
По долине плыл дым из геверских юрт. Смуглая леди Полумесяц, разумеется, крутилась где-то там же неподалеку.
– Ну привет, – сказала она.
– Есть минутка?
Они отошли от пустыря подальше, к редким еловым
