мы скоро улетаем в Израиль… – Хана поиграла чайной ложкой:
– Я ничего не могу сказать Виллему, – вздохнула девушка, – получается, что я его обманываю. Он не знает о Регине, о случившемся в Далласе, обо мне и Джоне… – хрупкая шея девушки дернулась. Марта привлекла ее к себе:
– Не загадывай, – шепнула женщина, – что будет, то и будет. Когда мы с покойным дядей Питером встретились за линией фронта, я потом считала, что он погиб в бомбежке. Той ночью, – Марта обняла Хану, – я тоже ничего не загадывала, а вот что вышло. Ты тоже не знаешь своего будущего… – Хана кивнула:
– Не знаю. Но, – она собралась с духом, – что будет с Краузе, если все… – она повела рукой, – серьезно. Я не смогу лгать, тетя Марта, не смогу притворяться перед ним… – Хана покраснела, – то есть перед Виллемом… – Марта повторила:
– Посмотрим. Пока надо разобраться с происходящим сейчас, милая… – в переулок доносился шум утреннего рынка. Лотки ставили у входа в метро.
Дверь заскрипела, веселый голос сказал:
– Кофе в постель, милая, и фрукты для тебя. О себе я тоже позаботился, – Виллем удерживал картонный поднос со стаканчиками кофе, – купил круассаны с шоколадом и миндалем… – он носил потрепанные джинсы и белую футболку:
– Встал с постели и пошел, – утром он поцеловал дремлющую Хану, – в Леопольдвиле я всегда так делаю. Правда, у меня в коттедже есть бассейн, в майке я хожу именно туда… – Хана хихикнула:
– Дядя Авраам рассказывал, что в Кнессет депутаты являются чуть ли не в шортах… – Виллем отозвался:
– В таком случае из меня выйдет не плохой депутат. Но на официальные встречи я, разумеется, хожу в костюме…
Директор Горной Школы, после обеда с Виллемом, согласился принять осенью трех стипендиатов фонда де ла Марков:
– Надо отыскать главу медицинского факультета Сорбонны, – напомнил себе Виллем, – Маргарита обещала с ним поговорить, нельзя оставлять дела незавершенными… – он велел себе пока не думать о кузине:
– Когда от нее придет весточка, – тетя Марта считала, что это случится довольно скоро, – я первым полечу за ней в СССР и тетя Марта меня не остановит… – присев на кровать, Виллем потянул к себе Хану:
– Тебе клубника и черешня, белая, как ты любишь… – он него пахло кофе, табаком и выпечкой, уютным ароматом летнего утра:
– Иди в душ, – озабоченно сказал Виллем, – полдень на дворе, а у тебя еще репетиции и занятия… – днем Хана ездила в учебный корпус Парижской консерватории, – только дай я тебя поцелую… – он прикоснулся губами к припухшим, раскосым глазам, к короткому ежику черных волос:
– Она приедет в Конго, как обещала, – понял Виллем, – скоро я опять ее увижу. Но мы не знаем, что случится дальше… – он не хотел говорить о таком с Ханой:
– Мы друг друга не любим, – вздохнул Виллем, – то есть пока не любим. Незачем тратить
