е Ridero
Притчи
Собака одна прибежала ко льву
с затеей: «Давай-ка бороться!»
Но лев отказался. «Тогда мне молву
пустить, что ты струсил, придётся!» —
Бросает собака вновь вызов с усмешкой.
«Пускай…» – лев ответил на брех. —
«Пусть лучше меня презирает, как пешку,
зверьё остальное за грех
придуманной трусости, чем меня станут
все львы за борьбу презирать
с тобою, собака». С тех пор, как ни странно,
«брехать» значит – «лаять» и «врать».
Отдыхал на дереве орёл,
вдаль глядел спокойно и не делал
больше ничего… А мимо брёл
заяц утомлённый, – очень смело
он, орла увидев, прокричал
в вышину ветвей: «А можно тоже
мне, как Вы, сидеть? Не отдыхал
так давно…“ Орёл ответил: „Можно,
почему бы нет». И заяц сел
в тень под этим деревом беспечно.
Вдруг лиса явилась и удел
был печален заячий, конечно.
Здесь мораль: Не делать ничего
может только тот себе позволить,
кто сидит – ну, о-о-очень высоко.
Остальным – бездельничать не стоит.
Если бросить камень псу,
будет пёс смотреть на камень.
Подержав же на весу
этот камень перед львами,
не пытаясь бросить вовсе
им его за прутья клетки,
можно видеть, как у львов тех
взгляд застынет очень метко
не на камне, а на теле
смельчака, что держит камень
и которого бы съели
львы на воле, с потрохами.
Так и люди: Есть такие,
что цепляются к словам,
как собаки… А другие —
видят суть, подобно львам.
Путник, спасаясь от зверя в пустыне,
прыгнул в колодец, надеясь укрыться.
Может, сидел бы он там и поныне,
только, жестокой была та темница. —
Жертву почуяв, на дне притаился
страшный дракон, что, разинувши пасть,
съел бы беднягу, но тот умудрился
ветку схватить и на дно не упасть.
Ветка нашлась в середине паденья,
временно только спасенье дала, —
руки устанут… Набравшись терпенья,
смерть неизбежного мига ждала.
А человек, озираясь, пытался
выбраться как-то из всех этих бед.
Плакал, метался, кричал, не сдавался,
вдруг замолчал… Понял – выхода нет.
Тут он увидел, привыкнув глазами
к мраку, – на ветке большие цветки. —
Каплями мёда, как будто слезами,
щедро усыпаны их лепестки.
И, позабыв обо всём, с наслажденьем,
жадно вкушать эти капельки стал.
Смысл здесь один – нет от смерти спасенья,
каждый однажды об этом узнал.
Жизнь очень часто – одно напряженье,
но есть в ней и сладость, есть в ней – красота,
искусство, любовь, – как цветы, без сомненья,
на ветках судьбы, а вокруг – пустота.
«Французы обо мне какого мненья?
Что я за человек для них, скажи…» —
спросил Наполеон. Не без стесненья,
с улыбкой шутовскою, доложил
ответ сей адъютант ему: «Нет-нет,
подобного во Франции не слышал.
Вас богом величает громко свет
и дьяволом клеймит чуть-чуть потише,
но – человеком… Не зовёт никто».
Нахмурилось лицо под треуголкой
и с удивлённо искривлённым ртом
застыло вдруг в усмешке очень горькой.
Девочка в красном пальтишке
и в меховых башмачках
в парке рассыпала птичкам
корм из кулька… Вольных птах
крошками вновь осыпая,
всё повторяла она:
«У, вы какие!», – не зная,
что убивает… Зерна
отец этой девочки милой
на санэпидстанции взял,
устроив здесь пир голубиный,
курил и о яде молчал…
Был очень доволен ребёнок,
и сыпалась
