ведь можно подняться вверх.
– Держитесь крепче, детки.
Они послушно хватают ее за руки – крепко, не оторвать.
Размах ее крыльев огромен. Эти маленькие руки – ее лучший стимул. Другого ей не надо. Все всегда для них. Всегда было и будет. Лучшая жизнь. Счастливая жизнь. Спокойная жизнь. Жизнь, которой они достойны.
Она закрывает глаза, набирает в легкие воздуха, ощущая свою силу.
Взмахнув своими огромными крыльями, она взмывает с детьми вверх и парит высоко в небе.
4
Женщина, которую вскормила утка
Каждый день во время обеденного перерыва она приходит в парк и садится на скамью у озера, всегда на одну и ту же. Сегодня, едва усевшись, она вскакивает, почувствовав холод, идущий от дерева. Черт, на этой скамейке весь зад отморозишь! Она одергивает пальто, чтобы было теплее, и снова садится. Разворачивает на коленях фольгу, в которую упакован ее ланч – багет с ветчиной, сыром и помидором, – и видит раскисший овощ, подмокший хлеб, все склизкое и противное. Нет, это уже слишком!
– Черт тебя побери, помидор хренов!
Мало того, что на работе одни тупицы, что сегодня утром в автобусе отвратительный тип, сидевший рядом, всю дорогу ковырял в носу и размазывал свои сопли по пальцам, будто она не видит. А теперь еще этот помидор! Такая «вишенка на торте». Она вообще хотела только сыр и ветчину. Из-за этого злосчастного овоща, который ей совсем не нужен, все размякло, раскисло, склеилось и превратилось в кашу!
– Сволочь ты, а не помидор, – бурчит она и швыряет багет на землю. Пусть достается уткам!
Она приходит сюда, в Стивенс-Грин, самый крупный парк Дублина, каждый день. Ее офис находится неподалеку. Там акции, торги и придурки, каждый из которых имеет самомнение, размерами превосходящее все члены коллег, сложенные вместе. Она приходит покормить уток, а заодно вслух пожаловаться самой себе на проблемы и людей, которые ее бесят. Она недовольно ворчит себе под нос, проклиная идиота босса, сотрудников (ничуть не лучше) и бардак на фондовых рынках. Тут у нее отдушина. Покормить уток для нее все равно что для иных поколотить боксерскую грушу.
Сорок пять минут, что она сидит в парке, большинство ее коллег как раз проводят в спортзале – это тоже по-своему разрядка. Затем возвращаются на рабочее место, распространяя ароматы геля для душа и дезодорантов. Тестостерон и самодовольство бурлят в них пуще прежнего. Она предпочитает свежий воздух, покой, причем в любую погоду. Ей необходимо поворчать, излить душу, и с каждым куском хлеба, что она бросает уткам, одной проблемой становится меньше. Не всегда, однако, это помогает. Порой она возвращается в офис злая и взбудораженная, с гудящей от невысказанного головой, ценные доводы и аргумент снова пропали зря.
Она сидит и смотрит на комковатый сырой багет, лежащий на земле. Несколько уток дерутся за него, клюют раскисшую корку, но сенсации, которую она хотела произвести, не получилось. Багет и впрямь малосъедобен, как она и думала.
– Надо
