свою кружку и корзинку, достала с полки котелок и принялась бросать в него все подряд.
Куски мяса, какие-то корни, крупу, травки, орешки. В общем, суп а-ля Гекельберри Финн.
– Варя, – нехотя буркнула я, глядя, как она вешает котелок над огнем.
Значит, ужин будет по-туристски, с дымком.
– Варья? – повторила она.
– Хоть горшком зови, только в печь не ставь, – само сорвалось с языка.
– Расскажи про деда.
– Откуда ты знаешь? – изумленно подняла я бровь и сразу сама сообразила, кто меня заложил. – А, тот зеленый изверг успел наябедничать. Ну, тогда он тебе все рассказал, мне добавить нечего.
– Почему ты такая злая? – укоризненно смотрела на меня женщина, и ее зеленые глаза казались смутно знакомыми.
– А чему мне радоваться? – с сарказмом ухмыльнулась я. – Не успела попасть в ваш мир, как вляпалась по самое не балуйся. И ведь предупреждал дед: сиди тихо в кустиках, нет, пошла к этому проклятому дубу, как поманил кто!
– Не говори так больше про дубы, они живые и могут наказать, – очень строго прикрикнула женщина и подвинула мне кружку: – Пей и не спорь. А потом иди в подвал, дверца под лестницей. Под домом теплый родник, выкупаешься, и будем ужинать. Да не забудь, как в воду влезешь, шерсть сбросить. Рубаху и юбку я там уже положила.
Целую минуту я испытующе сверлила ее взглядом, потом понюхала кружку:
– А это пойло… пить обязательно?
– Если хочешь, чтобы шерсть слезла быстро и кожа не чесалась, – ехидно ухмыльнулась хозяйка, и я решительно опрокинула в себя какой-то настой.
Слишком хорошо помнила по дедовым опытам, как трудно избавляться от проклятого меха.
Лесенка в подвал оказалась узкой и крутой, но откуда-то снизу тянуло теплом, и мне вдруг остро захотелось поплескаться в горячей водичке. Чтобы щедро текла по плечам и спине, прогревая каждый позвонок, унося с собой и телесную усталость, и душевные обиды.
Ступеньки закончились как-то неожиданно, и передо мной открылся не погреб, а небольшая пещерка с покрытыми мхом стенами. Никаких светильников тут не было, но не было и темноты, царил такой странный, зеленоватый полумрак, какой бывает только вечером в густом лесу.
Из торчащего под потолком деревянного желобка лилась струйка теплой воды, стекала по выложенному плоскими камнями полу и терялась в дальнем углу. Я встала под нее, закрыла глаза и постаралась припомнить то ощущение освобождения от чужого образа, вызывать которое дед учил меня почти две недели. Главное тут – свято верить, что покрывавшая меня шерсть – это просто продукт магии, материализовавшаяся энергия, и ничего общего с моим телом она не имеет. Лишь служит ему как обычная шуба, которую можно сбросить в любой момент и забыть о ней до следующего случая. Хуже было другое: в этот момент нельзя отвлекаться, пытаться вносить в процесс снятия шкуры какие-нибудь коррективы или оговаривать исключения. Поэтому каждый раз после
