натуре медведя – он просто наслаждался и отдыхал душой.
Служитель замер, хотя воздух вокруг него продолжал пульсировать. Я подошёл, вдыхая дым.
– Отражающий небеса. – Позвал я культурно приглушённым голосом.
Мне мой баритон не нравится – высоковат. К тому же, мне не нравится использовать это обращение – бездарно с точки зрения литературы.
– Что тебе, детка? – Ответил он рокочущим голосом, рождённым в львином чреве, что набито останками антилоп.
Был он – само милосердие. Будто всю жизнь ждал, когда на утреннем молении к нему приблизится грязный военный.
Он, не стесняясь, подобрал с плеч золотые пряди, и женское движение только усилило его брутальность. Пахло от него крепкими духами и его начищенной шкурой – кошки не потеют, а излишек тепла отдают, ложась на землю или паркет.
– Видите ли, ваше благородие, в чём штука…
Я посмотрел в его гигантские глаза – сидят навыкате и похожи на свежие яйца, на которых нарисован голубой кружок с острым зрачком. Он понял, о чём я думаю – их учат. Мгновенно он исчез предо мною. Я и глазом не повёл – ни одним из своих красноватых невыспавшихся глаз. Краем зрения я заметил его высокую фигуру возле соседнего светильника в мутной радужке огня.
– Даже не знаю, как сказать…
Я продолжал говорить, глядя на пустое место – и верно сделал. Он снова явился предо мной, тяжёлый и плотный. Тогда я откровенно глянул вбок – у светильника таяла его фигура.
Служитель дождя одобрительно и без улыбки кивнул мне – дескать, пошалил, сознаюсь.
– Согреши, детка. – Промолвил он сладким и тёплым басом.
– Зачем бы это? – Не сразу ответил я, чувствуя, как он неторопливо читает мои мысли.
Мои мысли были, как холодная кровь на изголовье общественной скамейки, и должен без стыда сознаться – он читал их почти безошибочно.
– Ибо ты знаешь, что стал лучше. – Объяснил и подавил зевок – его ноздри затрепетали. – А это путь в объятия того, кого к ночи не поминают.
Явственно я узрел – золотые его кудри сползлись по плечам за спину и сплелись в косу – лицо с широким ясным лбом и подоконником подбородка открылось.
– Согреши, и снова захочешь стать лучше. Начни заново.
Я представил, как он рубит дрова на заднем дворишке своих апартаментов. Им предписаны смысловые физические упражнения.
Я склонил голову в знак покорности – нас так учили.
– Но как же, ваша честь, – слабенько возразил я, – у меня задание, я должен быть чист.
Он усмехнулся – голубиные глаза остались неподвижны, а вот зубы он мне показал.
Я повёл винтовкой в сторону алтаря.
– В храм с оружием не ходят. – Приветливо заметил он.
– Иногда
