начали искать великого князя Дмитрия, то в его одеждах у великокняжеского стяга, нашли посеченное тело боярина Бренка. Самого Дмитрия Ивановича не было ни среди живых, ни среди мертвых.
Валуй отъехал в поисках великого князя в сторону от поля за дубраву. Кто-то видел, как он, раненый, скакал в эту сторону. Осмотрев опушку с орешником, слегка углубился в рощу.
Вдруг тренькнула спущенная тетива, Дмитрий вмиг прижался к шее коня. Стрела вонзилась в дуб на головы всадника. Острый взгляд в одно мгновение уловил четверых пеших воинов. Меч блеснул в руке Валуя и уже один из врагов, упал разрубленным надвое. Вторая стрела нашла цель, вонзилась в грудь меж пластин над самым сердцем. Перехватило дыхание. Дмитрий достал мечом еще одного врага, попав по незащищенной шее. Но тут же прилетели еще две стрелы, ударили в грудь, и вышибли из седла. Валуй упал на спину и выронил меч.
Откуда-то издали донеслись голоса.
– Готов?
– Вроде готов.
Кто-то склонился и поднес ладонь к губам умирающего.
– Дышит.
– Пущай. Авось выживет. Бери коня. Уходим.
– Дрема-то, живой?
– Какое там. Полшеи перерезал.
Валуй с трудом приоткрыл глаза и увидел удаляющихся людей и коня, хотел встать, но не смог. Хотел крикнуть, но голос пропал. А вскоре и силы стали покидать тело…
Дмитрий закрыл глаза, и весь мир завертелся в его сознании, проносясь мимо, как татарская лава в рассыпной атаке. И только образ Насти застыл последней картинкой земного мира.
ДНЕВНИКИ СМЕРТИ
На третий день Лариса Дмитриевна приехала домой поздно вечером. Анна осталась в палате с Димой. В окнах не было света, похоже, муж спал. Она осторожно вошла в дом, удивившись, что дверь не была заперта, и включила свет.
– Иван, – прошептала она. – Что случилось?
Иван Фомич с сильными кровоподтеками, привязанный к стулу веревкой только водил из стороны в сторону глазами.
Она развязала платок, которым был затянут рот мужа, затем веревки, помогла дойти до дивана.
– Что случилось, Ванечка?
Он лишь кивнул ей куда-то за спину.
Лариса Дмитриевна медленно обернулась.
– Где дневники сына, старая?
Молодой, лет двадцати пяти, парень, с блестящим кастетом на руке и продолговатой родинкой под глазом, зло смотрел прямо в глаза.
– Кто вы такой? Что вам здесь надо?
– Не врубаешься, старая? Дневники сына тащи. А то обоих порубаю. Что таращишься? Не ясно сказано?
– Но зачем они вам?
– Надо, значит.
– Но у него их много.
– Давай все.
Лариса Дмитриевна достала из шкафа толстые исписанные тетради.
– Вот.
Парень схватил
