епельной белки заботы свои,Уж больно характер достался дотошный.
Скачет стремглав, меж тяжёлой хвои
Дымчатый хвост распушив свой роскошный…
Не правда ли, показательно-образная картинка? И явно будет понятна всем и принята даже теми, кто не переступил ещё школьный порог. Но есть и другое. Например, стихотворение «На Бариновой горе»:
Есть в моём крае клочёчек землицы,
Где я всегда себя чувствую птицей!
Дождь моросит ли, солнце ли сушит,
Всё на горе этой радует душу:
Слева – Покровская церковь. И справа —
Красной Самарки внизу переправа.
А за рекой, в необъятной низине —
Отчина, с церковью посередине…
Это уже посерьёзнее, фундаментальнее, но так же образно. Особенно удивил и порадовал заключительный раздел книги, названный необычно – «Это я вернулся, я!..». Вот здесь я, точно, был пойман врасплох. Совершенно зрелые, умелые, пронзительные строчки, перекликающиеся с Рубцовым, а, вернее, с рубцовским «Подорожником», и, в то же самое время, явно отличающиеся от «подорожниковских мотивов» иной природой, иными людьми, а значит и иными образами, то бишь лирическими героями.
Особенно показательно в этом плане стихотворение «Школа»:
…Как светились резные наличники!
И сияло крылечко во мгле!
Где ж теперь вы, былые отличники?
Разметало вас всех по земле.
Стали все вы почти знаменитыми
И в далёком живёте краю.
Никакими на свете магнитами
Не затянешь вас в школу свою…
Гр устно. Но точно. И, может быть, книжка А. Малиновского «Даль без края» как раз и является этим магнитом, который затянет нас в «даль без края», в даль нашего детства, которая всегда нам близка. Мне кажется, у него это получилось. С Богом!
Евгений Чепурных,
поэт, член СП России
Верба расцвела
Новый год в лесу
На ветке еловой малиновый щур
Опробовать голос свой нежный спешит.
Отрадно, укрывшись, смотреть мне вприщур,
Как день разгорается в сонной тиши,
Как солнечный лучик на снежном пуху
Сияет, искрится. А клёст, запоздав,
На ёлку вспорхнул. И там наверху
Горит над поляной. Как будто звезда!
У пепельной белки заботы свои,
Уж больно характер достался дотошный.
Скачет стремглав, меж тяжёлой хвои
Дымчатый хвост распушив свой роскошный.
А там, у ствола, где мне не видать,
Синицы затенькали?! Словно в апреле!
Новый год наступил. Надо встречать!
Как умеют они, так и запели.
В снегопад
Какой весёлый снегопад! Я не могу!
Так хочется, не утонув в снегу,
Взять приступом огромнейший сугроб,
Что заняли мои друзья. И чтоб
Хоть на минутку крепость удержать!
И никого на верхотуру не пускать!
Под валенками свежий снег скрипит,
А Вовка с Мишкою, как неприступный щит.
Я рвусь в атаку вновь! Но, рвись – не рвись…
Лечу с вершины головою вниз.
Клесты
Январь – месяц-лютень, зимы середина.
Замёрзла берёза и стынет осина.
А клёст краснопёрый на ёлке высокой
Весёлую песню подруге зацокал.
Клестовка[1] в гнезде сидит, радуясь пенью.
Скоро в семье у них быть пополненью,
Наступят денёчки – в пёстрых рубахах
Выпорхнут в снег толстоклювые птахи.
Берёза с осиною, песней согреты,
Ожили! Как будто бы вспомнили лето…
Свиристели
Прилетели с тундры свиристели,
Под моим резным окошком сели.
Как цыгане, враз захлопотали.
Красные рябины – дымчатыми стали.
Модницы кочующие все при деле:
Ягоды наелись и вовсю запели.
…Я грущу, казалось, без причины.
Мне не жалко ягоды рябины.
Как
Клестовка – самка клеста.
