поверил и в то, что Уолт Комо сделается постоянным клиентом “Гриля”, наведываясь каждый день выпить кофе, сыграть с Хорасом в джин и дать Майлзу парочку полезных советов по ведению бизнеса. Не далее как сегодня он предложил Майлзу переименовать “Гриль” во французский “Грий”, чтобы звучало престижнее. Майлз трактовал эти потуги Уолта двояко. Первая версия: как ни странно, Уолт, искренне веривший в ценность своих идей, стремился задобрить Майлза, страшного во гневе, если его довести до крайности. Вторая версия: не рассматривал ли Уолт свои “полезные советы” как эквивалент платы за жилье? Со временем Майлз понял, что большинство людей, усвоив недлинный ряд фундаментальных предпосылок, в деловых отношениях придерживаются определенной логики. Ни один суд не предписывал Уолту оплачивать проживание в доме Майлза, вот он и не платит. И все же ему жаль человека, чью жену он увел, – впрочем, по мнению Уолта, тут все было по-честному, победил сильнейший – и, хотя он не был ничем ему обязан, Уолт неустанно искал поводы облегчить жизнь Майлзу. Более того, его решимость оказывать помощь крепла с каждым днем. Уолт явно считал, что его дармовые советы стоят нескольких тысяч долларов, и не его вина, если Майлз упорно отказывается внедрять его предложения. Здесь Уолт был бессилен: что поделаешь, если человек не понимает своего счастья? Нет, помри Майлз во сне ближайшей ночью, Уолт рассказывал бы скорбящим, всем и каждому в отдельности, как он из кожи лез, изобретая способы превратить “Имперский гриль” в процветающее заведение. Майлз был чертовски симпатичным парнем, выдал бы он напоследок, но напрочь лишенным деловой хватки. И ни одно слово в этой погребальной речи не показалось бы Матёрому Лису запредельной наглостью.
– Я говорила с ним об этом, – произнесла наконец Жанин, глядя на свое отражение в окне. – Он сказал… – Она опять замолчала, словно ей самой было трудно поверить в то, что она намеревалась сообщить. – Он сказал, что, похоже, инвестировать в здешнюю недвижимость – не самая лучшая идея на данный момент.
– Да ну, – откликнулся Майлз. – Кто бы мог подумать.
– Он говорит, что не хочет вкладывать деньги, пока не определится с дальнейшими планами.
– И когда он определится?
– Не знаю, Майлз, правда не знаю, – ответила Жанин, и от ее злости не осталось и следа. – Ты замечал, как он почесывает подбородок, когда играет в карты? Когда пытается сообразить, что у Хораса на руках? Время будто останавливается, и сам он как застывшее изображение на картине маслом.
– Жанин…
– Я хочу сказать, его не поймешь. То он твердит о расширении клуба, о новых крытых теннисных кортах, а спустя пять минут заявляет, что нам надо построить дом на озере. Он положил глаз на прибрежный участок в пол-акра, но когда я спрашиваю, где находится это место, он начинает скрытничать, словно я проболтаюсь кому-то и этот кто-то уведет участок у него из-под носа. Каждый раз, когда я пытаюсь добиться от него прямого ответа на любой вопрос, у него на лице появляется такое хитрое выражение. Ты