в лабораторию, мы снова занялись делами, попутно обсуждая золотые пластинки, которые скоро получим. Не решаясь отдать нам в руки столь важные артефакты, за которые Чарльз заплатил своей жизнью, «Некто», наконец, полностью скопировал их для нас. Мы договорились, что будем по очереди работать с пластинками и записями Чарльза, чтобы быть в курсе того и другого.
Нам не терпелось их получить. Олаф был уверен, что там дана истинная последовательность генов, которые сейчас мы должны были, подобно всем остальным расставлять методом поочерёдной подстановки, рассчитанной для нас программистами. А это гигантский труд. Всё равно, что собрать гигантский пазл из миллиона кусочков.
Если бы все корпуса и все институты мира объединили свои усилия, то результат был получен довольно скоро. Но так как каждый лелеял надежду, что именно его лаборатория справится с задачей, то всем приходилось «рыть свой собственный тоннель».
-Вот идиоты! – говорил Олаф, когда мы уходили домой, указывая на окно в соседнем корпусе в котором были видны огни. Там работали в три смены.
-Они тоже надеются на удачу, не всем же достаются золотые пластинки… -мне было немного жаль бесполезного труда коллег. -Хотя по пути они могут совершить несколько полезных открытий.
Берта ждала нас у подъезда на своём вишнёвом «Оозе».
-Привет ребятки! Сейчас поедем, поужинаем, а потом за работу!
За ужином я раздумывал над словами, которые хотел сказать Берте и Олафу. Мне хотелось звучать искренне, чтобы они помогли мне, и я решил начать с Берты.
-Берта, дорогая, я хочу, чтобы «Некто» отпустил Лизу домой. Ты понимаешь, что нет смысла держать её для того, чтобы воздействовать на меня. Я и так никуда не денусь, ведь то, что мы делаем мне интересно. Я и без этого работал бы день и ночь, потому что не меньше вашего хочу найти решение для всего человечества. Мне деньги не нужны, – добавил я торопливо, глядя, как Олаф напрягся.
Берта была женщина меркантильная, но всё же, как мне казалось, более мягкая, чем Олаф. Я представлял, каково это для Лизы быть вдали от дома, от работы, да ещё и неизвестно за какие грехи быть лишённой свободы, поэтому весь свой пыл направлял на неё.
-Олаф, дружище, если хочешь, я напишу официальный отказ от премии в твою пользу, если в случае успеха наша лаборатория её получит.
-Не «если в случае», а когда мы её получим!– огрызнулся Олаф, свирепо нахмурив брови над матовыми, тусклыми глазами.
-Я не сомневаюсь, просто неправильно выразился, извини… – я презирал себя за просящие нотки, проскользнувшие в моём голосе, но мысли о Лизе не покидали меня. Она могла просто зачахнуть. Наша же работа грозила растянуться на несколько месяцев, а то и на год. – Прошу, поговорите с ним, я никуда не денусь и бежать в полицию не собираюсь.
Я себя не узнавал. Куда девалось моё повышенное чувство собственной значимости и свободолюбие, из-за которого я со столькими людьми перессорился? А тут я готов был лебезить и упрашивать
