ее отношения с Людовиком, а так она довольно долго была его любовницей и заставляла выполнять все свои прихоти, о чем Мария-Терезия и мечтать не смела.)
Так вот, Генриетта Английская написала в своих мемуарах:
«Нельзя так обожать мужа. Страсть королевы настолько велика, что она не спускает глаз с супруга, чтобы не упустить момента доставить ему удовольствие. Стоит ему посмотреть на нее с приязнью, как она приходит в восторг и веселится до самого вечера».
Генриетте очень не нравилось, что король время от времени все же заглядывал в супружескую спальню.
– И как ему не скучно? – выражала она свое возмущение собственным фрейлинам. – С ней и поговорить-то толком нельзя, а уж в любовных утехах она наверняка и вовсе ничего не понимает. Хотя, с другой стороны, если король станет пренебрегать обязанностями мужа, Франция может остаться без наследника… И все-таки, – помедлив, заключила Генриетта брезгливо, – я терпеть не могу, когда она радостно потирает свои крохотные ручки и хихикает, если ей намекают на то, что король провел с ней ночь. А иногда она даже подмигивает! Право слово, подмигивает! Мол, да-да, был у меня нынче муж и ушел только утром. Экая мерзость, прости Господи!
Фрейлины согласно кивали и добавляли все новые и новые подробности. Французская королева им тоже не нравилась. Генриетта, их госпожа, была куда привлекательнее и бойчее.
Когда после бракосочетания миновала неделя, Анна Австрийская начала рассказывать своим приближенным, что Людовик обрел с Марией-Терезией истинное счастье и думать забыл о девице Манчини.
– Он даже поблагодарил меня за то, что я настояла на свадьбе и тем самым помогла вырвать из его сердца эту пагубную страсть, – поколебавшись, добавила королева-мать.
Присутствующие переглянулись с сомнением и согласно закивали. Они поняли, что Анна лицемерит, пытаясь скрыть правду, но толкает ее на это лишь любовь к сыну и желание соблюсти приличия.
Что же до Людовика, то он был настолько «счастлив» в браке, что не захотел сопровождать молодую супругу в Париж, а объявил о своем решении ехать в Ла-Рошель. Мазарини сразу разволновался, ибо Бруаж располагался совсем неподалеку от этой знаменитой протестантской твердыни. Правда, Марии там уже давно не было – она уехала в Париж, где готовилась к свадьбе с неким знатным итальянцем по фамилии Колонна. (Много лет назад ее дядюшка Мазарини служил у этого самого Колонны камергером.)
– Как вам, конечно, известно, Ваше Величество, – объявил кардинал королю, – я имею честь быть губернатором нескольких городов, в том числе и Ла-Рошели. Я полагаю своим долгом показать вам эту крепость.
– Что вы, кардинал, – вежливо ответил Людовик, – ни в коем случае не утруждайте себя. Ведь мой визит будет носить скорее частный характер. Со мной поедут только двое дворян и ваш племянник – Филипп Манчини.
Мазарини вынужден был подчиниться, хотя и был уверен, что король не задержится в Ла-Рошели, а направится
