выразить невыразимое – любовь к единственному, что у нее осталось, что еще не отняли. Она никому не могла доверить эти простые заботы.
Лиловые веки чуть вздрагивают. Антуан спит и, быть может, видит сны. Ни в одной старинной сказке принцессе не приходилось сидеть у хрустальной гробницы своего принца, околдованного сонным ядом. Только наоборот. Но Агнесс уже давно перестала воображать себя героиней сказки.
В тот день, когда смерть едва не забрала ее короля в свои владения, сама она опоздала, непростительно опоздала. В резиденции Спегельрафов Агнесс не застала даже Клемента, который должен был задержать Антуана и уговорить его принять помощь. Теперь король лежит, неподвижный и беззащитный, опутанный, точно терновником, трубками из жил и серебряными иглами. И больше всего походит на один из хитроумных аппаратов из собственной лаборатории.
Когда омовение было закончено, она взяла в руки черепаховый гребень, украшенный крохотными речными жемчужинами, и принялась расчесывать длинные светлые волосы Антуана. Врачи хотели остричь его, но она не позволила.
Люди называли его Отравителем и Чудовищем за его дела, но она еще любила и верила в его душу, не способную желать зла.
Шипела и всхлипывала помпа, качавшая воздух в легкие, беззвучно проворачивались шестерни, выполнявшие работу слабого сердца, заставляя его пропускать через себя кровь. Еще десять лет назад Антуан был бы мертв без всех этих устройств. Он был бы мертв и теперь, не будь он Спегельрафом.
Через несколько мгновений, наполненных лишь звуками медицинских механизмов, Агнесс поняла, что смолкла музыка из шкатулки, поставленной ею у кровати. Отчего-то стало вдруг так холодно и страшно, что она задержала дыхание. Чтобы стереть нелепое наваждение, Агнесс подошла к окну и отворила обе высоких створки. Жаль, отсюда не видно ни моря, ни гор, ни лесов. Только город. Как бы ей хотелось увезти Антуана подальше от Хестенбурга, туда, где никто не сможет навредить им! Но он еще слишком слаб для путешествий.
И тут, далекие и оттого приглушенные, со стороны пристани послышались залпы орудий.
Агнесс вздрогнула и приложила ладонь к горлу. «Что бы это ни было, оно не пройдет стороной», – подумала она.
Вечером горничная доложила ей о визите некоего господина. По ее словам, у него был срочный и чрезвычайно важный разговор к королеве Агнесс. Подобное обращение, к которому она так и не имела возможности привыкнуть, заставило ее напрячься: человек, называющий ее законной правительницей Кантабрии, не мог быть безобидным.
После недолгих колебаний она решила принять его в чайной комнате – покинутый хозяином кабинет Фердинанда Спегельрафа до сих пор пугал ее. На его дверь хотелось повесить замок размером с рыцарский шлем и запретить к нему приближаться, как к зачумленному двору. Возможно, именно там у герцога возник и развился план убийства ее отца, короля Иоганна.
В соответствии с этикетом она позволила себе задержаться, а гостю – освоиться в ее доме. Через четверть часа она была готова к беседе: надела простую, но изысканную юбку из золотисто-розового атласа с жилетом того же цвета и белую блузу с пышным жабо. Волосы Агнесс оставила свободно ниспадать на плечи.
Высокий брюнет в строгом деловом костюме ждал, не проявляя ни малейших признаков раздражения или нетерпения. Когда она вошла, мужчина встал из-за невысокого резного столика с гнутыми ножками, поклонился и поцеловал ее протянутые в милостивом жесте пальцы.
– Ваше величество…
– Кто вы? Одно то, что вы пришли ко мне как к королеве, а не герцогине Спегельраф, дает мне повод для сомнений. – Агнесс отчаянно старалась, чтобы ее голос звучал уверенно и ровно, ни единой фальшивой нотой не выдавая ее тревог и страхов.
– Преданный слуга Короны, Кристофер Баккер, заместитель главы Дома Весов, к вашим услугам, моя королева. – Он выпрямился, и в свете газовых светильников сверкнули его очки в тонкой золотой оправе.
Вполне вероятно, что Агнесс видела его раньше, еще при жизни отца, но тогда подобные ему не привлекали ее внимания, а имена и лица стирались из памяти, не успев оставить след.
– Присядьте, герр Баккер. Что привело вас ко мне в этот вечер? И если королеве простится некоторое злонравие, то почему преданный слуга Короны именно сегодня решил заявить о своей преданности? – Она выгнула бровь.
– Не могу называть злонравием то, что принято считать умом и проницательностью, – с подчеркнуто любезной улыбкой ответил Баккер и слегка склонил голову.
«Льстец, – подумала Агнесс. – Ему что-то от меня нужно. Но у меня ничего нет!»
– В таком случае объяснитесь. Вы не можете заставлять даму строить догадки и домыслы.
Объяснений пришлось дожидаться еще пару минут – подали ароматный олонский черный чай. Агнесс не решилась взять в руки крохотную чашку,
