но профильных мест всего два, а их шестеро?
У военных есть непреложное правило: в определенное время звонить своему начальнику или лицу, его замещающему, и докладывать о состоянии дел на вверенном объекте, независимо от дня недели и времени года. В госпитале дежурный врач, если все спокойно, докладывает дважды в сутки: в двадцать один ноль ноль и в восемь ноль ноль. При чрезвычайной ситуации – сразу. На моих часах девять часов пополудни – набираю номер начальника госпиталя.
Мой звонок, похоже, оторвал подполковника Волобуева от просмотра сновидений. Но служба есть служба, тут хочешь не хочешь, а нужно выслушать доклад, узнать, в очередной раз за сутки, сколько на каком отделении народа и как протекает дежурство. Сонным голосом он велел всех вновь поступающих с ветряной оспой укладывать в кожное отделение. Пока докладывал, привезли еще двоих курсантов из академии Можайского со схожими симптомами: красные, пятна, пузыри…
Освободился лишь к полуночи. Пока осматривал больных, пока заполнял истории болезни, пока знакомился в интернете с ветряной оспой и ее лечением, наступила глубокая ночь. Неохваченным оставались три отделения: реанимация, неврология и кожное отделение, в которое я направил сразу восемь человек, сохранив в инфекционном отделении два места под кишечные инфекции. Так, на всякий случай. Ведь до конца дежурства оставалось еще девять часов.
В реанимации больные в тот день отсутствовали, оттого строить и проверять личный состав было излишним. Моя согбенная фигура белым комком скользнула на затканную в непроглядную темень пригоспитальную территорию, пытаясь отыскать в ней тропинку, ведущую к отдельно стоящим зданиям неврологического и кожного отделений. По закону подлости ни один из уличных фонарей не работал, и я, подсвечивая себе дорогу крохотной лампочкой в мобильном телефоне, продвигался, чуть ли не на ощупь, как мне казалось, в нужном направлении.
На мое счастье, подул пожалевший меня крепкий ветер, разогнав закрывшие ночное небо свинцовые облака. И из-за сердитых туч яркой подковой блеснул улыбнувшийся мне месяц. Тут стало ясно, что таким макаром я никогда не попаду в нужные здания. Ибо я упорно шел по кругу вдоль госпитального забора, совсем в обратном направлении. Силуэты искомых зданий, одноэтажными темными брусками вынырнувшие из ночного мрака, остались где-то далеко сзади. Чертыхаясь, я живо повернул назад и, рискуя сломать себе ноги о какие-то колдобины и рытвины, рассыпанные кем-то недобрым у меня на пути, рванул к ближайшему от себя строению. И как раз вовремя. Ветер стих, обрадованные тучи вновь скрыли от меня ночное освещение, заткав своими рыхлыми черными тушами остатки луны. Но я уже стучал в широкую дверь с надписью «Неврологическое отделение».
– Строить будем? – стандартным вопросом ответила мне позевывающая медсестра, кутая в теплый пуховый платок свое сдобное тело.
– Нет! Поздно уже! – короткими фразами остудил я ее странноватый порыв. Узнав, что больных под наблюдением нет и все на месте, я короткими перебежками, под светом фонаря, любезно
