в сторону, теперь уставившись на сизо-серую почву, принявшую на себя несколько алых капель крови скинутых туда топором, дрожащим голосом, негромко проронил:
– Я только не пойму… Если это игра, то какие тут правила, а если сон… То я хочу проснуться, – он теперь сместил взор с капель крови, медленно впитавшихся в землю, немного вправо и уставился на черные, невысокие сапоги Жигана (явно армейские), покрытые вперемешку грязью, кровью, кусочками костей и плоти.
– Увы, Даня, если ты не понял, так это не сон и, конечно, не игра, – незамедлительно отозвался Лёха, все еще покачивая топором и тем словно стряхивая с самого лезвия остаточное крошево грязи, крови, костей свернувшихся в катушки. – Ты умер и попал в ад, – дополнил он, и парень, услышав такие страшные слова, сказанные сравнительно ровным голосом, перевел взгляд вперед, вроде стараясь развеять утверждения Жигана. Да тотчас в царствование серо-коричневого тумана, охватывающего своими густыми липкими парами не только небо, но и землю, увидел стоящего на одной ноге человека, того самого укутанного в серые, рваные тряпки едва прикрывающие его бедра и руки до плеч. Сейчас настолько вымокшие, что даже отсюда Данька созерцал, как с края тех отрепьев стекает струйками вода. Оборванец, несильно покачивая головой и длинными всклокоченными седыми волосами, да такой же пепельной редкой бородой, подпрыгивая на месте, тянул вслед за собой кровавые останки тела одного из ковбоев, схватив последнего за култышку левой ноги, кровавыми потоками покрывшей не только остатки потертых джинсов на ней, но и кожаных чапов.
– Не понял, да, – произнес или, прямо-таки, пропел Жиган, и его тенор, наполненный приятными, беспокойными нотками драматической окраски, звучал как у отменного исполнителя. – Но ты Даня помер и попал в ад. Так как по-другому это гнилое, мокрое место никак нельзя назвать. Место, где живут всякие ублюдки, суки, урки которые не прекращают убивать, пакостить, грешить даже за смертной чертой… Вот и мой слуга, Шнырь, выполняет тут всю грязную работу. Оно как сукой был при жизни, насиловал бабенок молодых, потому здесь в услужении у меня. А я, при жизни был киллером, а тут ликвидатор. Так сказать подчищаю территорию от всякого отрепья… Извожу их уже окончательно и навсегда, в ином случае они меня изведут, чего мне сейчас не больно хочется… Сукой был я при жизни, сукой остался. А, ты, пацан, чего наделал в жизни, что попал сюда.
Данька теперь только тягостно дернул плечи вверх, и сам не понимая, что ответить, да и как он мог оказаться в аду…
В аду… который если и можно было себе представить то только как религиозную выдумку человека. Согласно которой ад являлся каким-то страшным местом, где страдали, мучились люди при жизни грешившие…
И все еще надеясь, что происходящее если не компьютерная игра, не стрелялка, то хотя бы сон… Страшный такой, сон…
– Учусь в школе, кажется… Я не помню, что случилось, – почасту прерываясь произнес Данила,
