беглец, а завтра хан» и наоборот, надо полагать. Намного позднее даже такой могущественный хан Младшего жуза, как Абулхаир, когда у него посол Тевкелев спросил мотивы того, почему он без согласования с биями и батырами подал прошение о присоединении к России, ответил тем, что казахские «ханы не самовластные… и не наследные», что Абулхаир хотел бы изменить присоединением к России. К примеру, уже немолодой Джангир-хан был вынужден как батыр вызваться и умереть в поединке с 17-летним джунгаром. Таким образом, в истории древнетюркского института казачества всё оказывается намного сложнее: прежде чем появиться просто казáкам как разбогатевшим кочевникам, свободно кочующим аилами или аулами (отдельными кровно-родственными семьями), сначала или параллельно появились казáки-батыры как свободные «воины-добытчики», ищущие приключений и друзей-дружинников в стяжательстве своего собственного «государства-владения». То есть собственно тюрки Ашина, после того как их из Турфана переселили на Алтай, были для алтайских племён всегда казаками – военным сословием, исполняющим в условиях военно-демократического строя степных племён роль профессиональных военных вождей (тюрк. ханов и хаканов или монг. канов и каанов). В этом состоит разгадка, почему более поздние древнемонгольские ханы разъезжают в степи в одиночку, как и положено батырам, из-за чего стало возможным знаменитое отравление татарами отца Чингисхана Есугэ Баатыра, основателя «золотого рода» (алтын ру) Кият-Борджигинов. Считаем важным, в качестве заслуживающей разработки версии, выдвинуть тезис об этнополитической связи древнетюркского волчьего рода Ашина с древнемонгольским волчьим родом Кият. Основанием этому служит не только созвучие имён Аланча-хана, «предка татар и монгол» по Абулгази, и Алаша-хана, атамана трёх казачьих сотен алашей или алашмынов, с которыми Валиханов связывает происхождение казахов.
Кроме этого созвучия, явно просматривается ещё единая казачья природа военных вождей из этих родов в надплеменной сущности самоназваний тюрков и монголов. Помимо «тюркского вопроса» внезапного исчезновения племенного союза тюрков после начала древнетюркской эпохи, Акимбеков с присущей ему дотошностью поднимает ещё и «монгольскую проблему» исторического отсутствия среди монголоязычных племён такого племени, как монгол. Он вполне основательно предполагает, что «конкретного племени монгол среди множества племён Монголии в начале XII в. не существовало. В то же время семья основателя монгольской империи Чингисхана относилась к крупному тюркомонголоязычному племени тайджиут. По своему статусу его предшественники, скорее всего, являлись военными вождями тайджиутов», которые, по выражению Б.Я. Владимирцова, «были эфемерными вождями неопределённых групп с неопределённой, всегда оспариваемой властью… главным образом на время войны, т. е. для наездов, набегов разбоя». «Поэтому так много у того же Рашид ад-Дина историй про то, как сыновья Хабул-хана
