над моим отъездом в Италию: это было скорое и неожиданное для всех событие. Я тогда никому ничего не сказала. Ну и что? Не больно я кому-то и нужна. К тому же, я не могла поступить по-другому: ответ требовали быстрый и точный, а я боялась, что это был мой единственный шанс стать опытным репортером. Да, но сейчас мне кажется, что я поступила неправильно. Да, но сейчас друзья не думают рассказывать мне о своей жизни. Да, но сейчас все они ополчились против меня. Личная жизнь разбивалась на мелкие кусочки прямо на глазах, и я ничего не могла сделать.
Меня всё не покидало чувство, что вечер станет еще хуже.
Спустя час я, сидя в баре и положив голову на сложенные вместе руки, услышала:
– Милтон, жду у пальмы.
Эдвард на мгновение сел на соседний стул, проговорил три слова и, как ошпаренный, умчался. Я не сразу поняла смысл слов, мой разум туманил алкоголь. Странно, чего это я так нарезалась? Почему Пит так и не пришел?
Я поднялась, шатаясь, бармен предложил мне стакан воды, который я выпила залпом и после которого мне стало легче. Я долго смотрела вокруг себя, пока до меня наконец не дошло, что я находилась здесь и сейчас. Нетвердыми шагами я направилась к балкону. Преодолеть лестницу стало настоящим приключением. Пыталась вести себя более трезво, чем я есть на самом деле. Случайно врезалась в спускающегося парня, извинилась. И еще не скоро заметила Эдварда, разглядывающего ночной город.
– Если ты расскажешь хоть о чем-нибудь из нашего разговора, я сделаю так, что тебя даже в желтые газетенки не возьмут, – он произнес это спокойно, но сквозь зубы.
В тот момент подумала: «Не знаю, что там на уме у Эдварда, но у меня такое ощущение, что это будет самой выдающейся сплетней века». Я кивнула, пытаясь сфокусироваться на новости и собраться вообще.
– Я перепробовал всё: иглоукалывание, массаж, йогу… ничего не помогает… Сабрина ван Дебуш нравится мне… – выдохнул он, едва не задыхаясь.
– А ей об этом сказали? – по глупости и пьяности ума ляпнула я.
– Я не вижу в этом смысла, – он бросил на меня яростный взгляд. – Даже не знаю, что меня раздражает в ней больше всего: её яркий макияж или громкое чихание. Каждый раз, когда я её вижу, неприятности сваливаются на мою голову.
– Очень мило, – улыбнулась я. – Ты влюблен. Вот только влюбленность не лечится, Эдвард, – сказала, свешиваясь через балкон.
– И влюблен здесь не только я, – его брови распрямились, на губах появилась легкая улыбка. – Я видел, как ты вилась вокруг Дарена, когда встретила его днем.
Я не очень хорошо помнила Эдварда в этом кафе, думаю, сам Дарен, его лучший друг, проболтался ему.
– Будто он последний человек на Земле… – прыснула я.
– А ты не видела людей сто лет, – он взял меня за плечо и поставил ровно. Его, кажется, не волновало, что я ничуть не трезва. – Я уже придумал способ получить то, что мы оба заслуживаем, – он лукаво подмигнул и взял меня за руку.
Он явно что-то замышляет.
– Поцелуй
