шахт, что рядом с холмом спускаются к руслу реки.
Вдруг страшная догадка поразила Лигнина, и он в приступе нетерпения воскликнул:
– Кто? Кто ее нашел?
– В том вся беда, Андрей Михайлович. Я. Мертвую Диану нашел я. Потому и не дает мне эта история покоя. Несчастная вдова, в чьем теле лихорадка пробудила подавленные желания, а отвращение к оргиям заставило их исполнить, осквернившая святое место и столь развязным образом предлагавшая себя бесу, к ней явившемуся, пошатнула мою… веру. Люди же, сотворившие с нею в ту же ночь злодейство, эту расшатанную веру искалечили, порубили на куски, на обломки святынь и принципов, а всеобщее молчание и вопиющее отсутствие справедливости… вырвали с корнем. Иногда ко мне возвращается былое воодушевление… только все реже… реже… и даже в такие моменты сомнения отравляют меня!
– Вы говорили, она увидела беса?
– Да.
– А вы… не видели? – Андрей Михайлович спросил совершенно серьезно, на долю секунды готовый поверить в любую небылицу.
– Нет. Зато она видела беса очень ясно. Во мне.
– Да уж не вас ли она призывала?
Священник поглядел отрешенно или испуганно – Андрей Михайлович не разобрал – и оставил вопрос без внимания.
– Но каким же образом, – продолжил, выдержав некоторую паузу, проектировщик, – ваше откровение проясняет происходящее? Разве это многоголосие небылиц и ересей, из которых, положим, половина правда, устанавливает причину, которую вы мне столь настырно предлагали?
– Причина проста до ужаса. Вы слепы, если ничего не поняли. Одержимость. Тьма.
Тьма. Последнее слово в душе Лигнина нашло болезненный отклик, вызвало приступ острой боли в сердце – именно это произнесла Анна Михайловна перед тем, как навсегда покинуть мир и койку, в чреве которой этот мир заключался; содрогаясь от судорог, всеми силами (а их было не так уж много) пытаясь вырваться из невидимых пут агонии, она отдала заключительную команду голосовым связкам, чтобы те бесформенный поток воздуха превратили в один жесткий, удушливый слог. Так родилась тьма, надрывным т-образным выдохом.
– Но зачем вы так долго все это рассказывали? – спросил проектировщик сдавленно.
– Один вопрос более всех интересует меня: что общего у света с тьмой?9 Но какое может быть общение праведности с беззаконием? Если так, мы рождены беззаконием. Тьма, которую мы осязаем теперь, корнями своими из нас же произрастает, и потому нельзя закрыть глаза и представить, будто все славно и как прежде, и никакой тьмы. Ведь, закрывая глаза, мы сталкиваемся с ней один на один. Вот и выходит, что все мы виновны в равной степени.
– Да что вы, в самом деле, привязались ко мне с вашими фантазиями! Чего вы от меня хотите? Я не поеду в Город просить о помощи, так и знайте!
– На самом
Второе послание к Коринфянам, 6:14.
