И писал всякие письма и прошения по просьбе сельчан, поэтому у него часто в избе кто-нибудь да бывал, приветливый был человек.
– Ну, а как вот с бытом его, кто за ним ухаживал?
– Да ведь вначале матушка его, а потом до самой смерти – его брат Афанасий, он был искусный чеканщик. И в церковь, и на базар, и в баню, и на рыбалку, все он – брательник его возил.
– А на чем возил его брательник?
– Были у него лошадь-бегунок и тарантас, ему дал это самарский губернатор после того, как Григорий был у царя.
– Он был у царя?! Точно?
– Так говорили, и я слыхал, а вот утверждать не буду. Народ лучше знает. Дали упряжь, тарантас, лошадь и пожизненную пенсию. Хороший был мужик, Григорий. Его все любили.
– А за что любили?
– Веселый был, шутить умел, поэтому мужики, особенно певчие, рады были его брать с собой. Часто его уносили и приносили на руках. Раза два мы, пацаны, на Рождество ходили к нему славить. Интересный был мужик. Взяв в зубы пастуший кнут, размахивался и хлопал им с оглушительным свистом. Умел красиво, мастерски расписываться.
– Николай Федорович, а как хоронили художника, с почестями либо кое-как?
– Что ты, мил человек, с уважением, с попами. Его все почитали. Я сам не знаю, но говорили тогда, что он помогал строить церковь, расписывал ее. Уважаемый человек.
– Кому помешала церковь, – спрашиваю, – коли ее начали ломать, а иконы и роспись почти что уничтожили совсем?
– Кому, кому? Время такое было. Мешала, видать, красота вершить неправедное. Укоряла молча. Ее и того… в распыл, значит, за это.
От Николая Федоровича я впервые услышал, что в селе Утевка было две церкви: храм Святой Троицы, построенный в конце восьмидесятых годов прошлого века, и более старый, Дмитриевский храм, на месте которого затем возвели деревянное здание районного дома культуры (его сейчас уже нет). Около него был большой базар. Все село было разбито на два прихода. Оказывается, тот край села, который примыкает к реке Самарке, славен был богатыми купцами, торговавшими зерном. А доставляли зерно по реке Самарке на баржах. Сам старик Корнев несколько раз ходил этим маршрутом.
Припомнил он и такой эпизод: лопнул колокол в храме, заказали новый и везли его от станции Грачевка до поселка Красная Самарка на лошадях. Колокол весил двести пятьдесят два пуда двенадцать фунтов, другой поменьше – восемьдесят пудов.
Я, было, высказал сомнение по поводу веса колоколов, но старик уверенно его отклонил. От поселка Красная Самарка несли на руках. Вручную поднимали на колокольню. Желающих ударить в колокол было много, и каждый, кому посчастливилось это сделать, тут же жертвовал деньги. Звон новых колоколов слышен был в окрестных селах Бариновке, Покровке.
– Что двигало, – спрашиваю, – людей на такие труды?
Ответ последовал такой, каким я его ожидал:
– Вера!
…Конечно, можно предположить, что вокруг имени Григория Журавлева сложилось много легенд, и здесь надо все внимательно
