к хозяину; все его тельце сотрясалось от издевательского смеха, становившегося все громче.
– Вот уж правда, физиономист, – воскликнул он. – Дурак ты, и больше ничего, Агги Ольсен, я всегда тебе это говорил.
Датчанин рассыпался в извинениях. Он никак не ожидал встретить среди пассажиров этой автоколонны пастора и был крайне смущен, но все же позволил себе привести смягчающее его вину обстоятельство:
– Мы же все здесь эстрадные артисты, – пояснил он, указывая жестом на следовавшие за ними четыре «кадиллака».
Большая часть пассажиров самолета были приглашены в «Эль Сеньор», чтобы принять участие в новой программе. Он надеялся, что преподобный простит его.
Узнав, что большинство из его спутников – циркачи, доктор Хорват был крайне удивлен, но еще больше его удивило, что все они, как и он, приехали по личному приглашению генерала Альмайо. Это задело его и даже расстроило. Он задумался, действительно ли все это – простое совпадение, или все же тут есть какая-то недобрая ирония. Упреки в комедиантстве и кривлянии, расточаемые теми, в кого он целил во время своих выступлений, больно ранили его. Букмекеры, сутенеры, шантажисты, нечистоплотные дельцы – все те, кто занимался темными делишками, действительно не упускали случая с презрением отозваться о его «очередном номере». Он покорно стиснул зубы и призвал на помощь фразу великого христианского поэта[6], которую часто цитировал: «Споткнувшийся о камень шел уже двести тысяч лет, когда услышал крики ненависти и презрения, которыми его хотели напугать…» «Celui qu’une pierre fait trébucher marchait déjà depuis deux cent mille ans lorsqu’il entendit des cris de haine et de mépris qui prétendaient lui faire peur…» В конце концов, все нападки и насмешки, которым он подвергался, были признанием его деятельности; ничто не пробуждает больше злобы и ненависти в стане врага рода человеческого, чем чистота помыслов и добрая воля, особенно когда они претворяются в весьма осязаемые результаты, в духовную и материальную помощь, оказываемую слаборазвитым душам. Вместе с ним мишенью для этих ядовитых плевков стала вся Америка: и то правда, разве можно высоко, твердой рукой нести факел истины и не вызвать при этом ярости врага рода человеческого?
Левый глаз куклы наполовину закрылся, что, очевидно, должно было считаться очень смешным. Вся эта комедия отличалась самым дурным вкусом, однако чревовещатель, вне всякого сомнения, не имел дурных намерений, речь шла скорее о некой профессиональной деформации. Он просто не мог удержаться и не продемонстрировать свое умение, в этом все дело. Доктор Хорват вежливо улыбнулся и отвернулся к окну.
Глава II
Во втором «кадиллаке» мужчина лет сорока, напоминавший внешним видом афиши и иллюстрации «Прекрасной эпохи» (те же усики и остроконечная бородка, та же величественная осанка, неудержимо ассоциирующаяся с дуэлями, обманутыми мужьями, мелодрамами, отдельными кабинетами, то есть все то, что так исчерпывающе определяется выражением «красавец-мужчина»), с несколько печальным видом беседовал со своим попутчиком, невысоким, тщательно
Имеется в виду
