но люблю, – сказала Надежда. – Люблю, когда у других есть какой-то талант. У тебя есть в чем-то талант?
– Конечно. В жизни. Я талантливо живу.
– Это как?
– Делаю только то, что хочу.
– Сейчас чего хочешь?
– Много чего.
– Например?
– Тебя поцеловать, конечно.
– Да? Ну, попробуй.
Они целовались долго, вдумчиво, старательно.
Потом курили.
– Ты мне нравишься, – сказала Надежда. – Естественно себя ведешь. Немного на себя напускаешь чего-то, но напускаешь тоже естественно. Как дети хвалятся. Они хвалятся, а сами наивные такие. Ты неиспорченный, наверно.
– Надейся, надейся, – посмеивался Володя.
И опять целовались.
Надежда спросила:
– А вдруг я соглашусь? Не боишься?
– С чего бы?
– Прямо-таки не с чего?
– Абсолютно.
– Все, убедил. Надо попробовать.
– Да хоть сейчас! Вопрос – где? Можно ко мне, но скоро родители с работы придут.
– А у меня родители на юге, в отпуске. Я одна.
– Далеко живешь? – деловито спросил Володя.
– Нет, но сейчас у меня срок не тот. Через три дня.
Позже Володя узнал, что она серьезно относилась к своей безопасности, считала дни, придерживалась так называемой календарной контрацепции, о которой знали многие советские девушки. Сводилась она к формуле «пять дней до – пять дней после». Другой контрацепции в те времена не существовало или была такая, что отбивала охоту ко всему.
Наконец они встретились, чтобы осуществить задуманное.
И осуществили.
Володя был самоотвержен, старательно трудился над ее удовольствием, добился результата и начал догонять ее, а Надежда терпеливо пережидала – у нее, как она честно объяснила, была реакция мужского типа. Яркая, но одноразовая.
И тут бы начать историю отношений, но отношений не получилось. Они встречались две недели, почти каждый день, а потом Володя кем-то увлекся, Надежда кем-то увлеклась, да плюс учеба в институте, друзья, посиделки…
Надежда вышла замуж, родила дочь, развелась, сделала очень успешную карьеру в области фармацевтики, Володя тоже достиг определенных успехов. Потом она уехала в Москву, а он остался в своем постылом, пыльном, но привычном, а иногда даже милом городе, остался с женой, с двумя детьми, а теперь уже и внуками.
Он не раз рассказывал об этом случае друзьям, знакомым и попутчикам, в случайных компаниях, считая его необычным, слушавшие вежливо удивлялись, но ничего необычного не видели, у каждого в прошлом было что-то похожее.
А он все рассказывал – и рассказывает до сих пор, хотя прошло уже больше тридцати лет. Он рассказывает, все яснее понимая, что за эти долгие и разнообразные годы, за всю насыщенную большими и маленькими событиями жизнь ему никогда и ни с кем не было так хорошо и интересно. И ведь ей тоже с ним было хорошо и интересно.
