на ходу версию и с ужасом осознал ее полную реальность. Все те страхи о звериной хитрости чекистов, своекорыстии и презрении к чужой жизни, что я досель уверенно и успешно гнал из своих фантазий, после увиденного с изнанки внезапно обрели объем, цвет и даже запах, тяжелый запах крови и дерьма. Идея перекраивания истории, ведущая меня вперед все время после провала в прошлое, внезапно превратилась в глупую и очевидную ловушку, выход из которой надлежало найти как можно скорее. Аж слабость накатила, и как не вовремя-то!
К счастью, мои душевные метания прошли мимо внимания главаря. Он удивительно легко оставил в покое щекотливую тему моего целеполагания и деловито уточнил:
– Много нагрузили?
– Трешку. Перед тем еще год в Шпалерке промариновали.
– На траву тебе рвать не резон – проще отпыхтеть, – почему-то повеселел Князь и, неожиданно перейдя на нормальный язык, спросил в лоб: – Может быть, ты помнишь какие-нибудь клады, что в будущем отыщутся?
– Увы, – пришла моя очередь расстраиваться. – Что-то в новостях мелькало, но никаких подробностей…
– Дела знаменитые? Шармак? Мокруха? Скок?
– Только политиков разве что… – Я чуть покопался в памяти. – Вот Кирова в тридцать четвертом грохнуть должны, как-то глупо причем, из ревности. Народу под это дело репрессируют эшелоны. А еще Маяковский в тридцатом застрелится.
– Без мазы… – поморщился Гвидон. – И нужный номерок в скачках или в лотерее ты, конечно, не знаешь.
– Слишком давно, пожалуй, даже в интернете не найти.
– Что же еще? – Пахан простецки почесал затылок, не обратив особого внимания на новое слово. – С авиаторами что-то намутить?
Это он уже от отчаяния, понял я.
Нет, самолетная тема в СССР популярна сверх всякой меры и смысла. Чуть ли не в каждой второй газете пишут то про иностранцев, добирающихся на крыльях аж до самой Австралии, то про нашего Громова, облетевшего всю Европу{58}. Вот только как на этом заработать хоть копейку?
Тем не менее я без особой надежды выложил единственный застрявший в памяти факт:
– Чкалов через Северный полюс до Штатов доберется, но это уже позже, году в тридцать пятом{59}.
– И как же ты жить-то мортуешь с эдаким капиталом в башке? – подозрительно вкрадчиво поинтересовался пахан.
Похожие вопросы я задавал себе миллион раз. К сожалению, ничего дельного в рамках прокрустова ложа социализма не выходило, собственно, именно поэтому мне и приходилось держать политический вариант продажи информации о будущем как основной и даже единственный.
Но некоторые слабые идеи все же имелись.
– Можно вложиться в картины, я помню несколько авторов, ставших знаменитыми. Но результат проявится только лет через двадцать – тридцать. Или подождать оттепели с десятком-другим старых
С середины 20-х гг. и до середины 30-х репортажи о рекордных полетах не сходили с первых полос газет всего мира. Например, М. Громов осенью 1926 г. преодолел маршрут Москва – Кенигсберг – Берлин – Париж – Рим – Берлин – Вена – Прага – Варшава – Москва.
Этот перелет состоялся только в 1937 г. Рекордным по «беспосадочной» дальности он не был.
