или с виду нейтральные ярлыки, такие как «повар», ограничивают наше восприятие целостности другой личности.
Высочайшая ступень развития человеческого ума
Индийский философ Джидду Кришнамурти однажды заметил, что наблюдение без оценивания – это высочайшая ступень развития человеческого ума. Когда я впервые прочитал это утверждение, в моем сознании промелькнула мысль: «Какая чушь!», и тут я сразу понял, что даю прочитанному оценку. Большинству из нас тяжело наблюдать без осуждения, критики и других форм анализа, особенно когда речь идет о людях и их поведении.
Я со всей очевидностью осознал эту сложность, когда работал в начальной школе, где часто возникали коммуникативные проблемы между педагогическим коллективом и директором. Инспектор школьного округа попросил меня помочь в разрешении конфликта. Сначала я должен был поговорить с коллективом, а затем – с коллективом и директором вместе.
Я начал встречу с вопроса коллективу: «Какие действия директора идут вразрез с вашими потребностями?»
«У него длинный язык», – сразу ответили мне. Я спрашивал о наблюдениях, но, хотя выражение «длинный язык» дало мне информацию о том, как учитель оценивал директора, оно не могло описать конкретные слова или действия, которые привели к этой оценке.
Когда я указал на это, вызвался второй учитель: «Я знаю, что он имеет в виду: директор слишком много говорит!» Вместо ясного наблюдения, описывающего поведение директора, я опять услышал оценку того, как много директор говорит. Затем третий учитель объявил: «Он думает, что ему одному есть что сказать». Умозаключения о том, что думает другой человек, – это не наблюдение за его поведением. Когда я это объяснил, вызвался четвертый учитель: «Он хочет постоянно быть в центре внимания». Я заметил, что это тоже умозаключение о желаниях другого человека, и тогда двое учителей выпалили в один голос: «Знаете, на ваш вопрос очень сложно ответить!»
Тогда мы вместе разработали список конкретных действий директора, которые создавали для учителей дискомфорт, и убедились, что в списке нет оценок. Например, директор на педсоветах постоянно рассказывал истории о своем детстве и о войне. В результате совещание иногда затягивалось на лишних двадцать минут. Когда я спросил, пытались ли учителя донести свое недовольство до директора, они ответили, что да, но лишь в виде оценочных суждений. Учителя никогда не упоминали конкретные поступки – например, рассказывание историй из жизни. Они согласились поднять эту тему на совместной встрече.
Стоило ей начаться, и я почти сразу понял, о чем говорили мне педагоги. Вне зависимости от темы директор вмешивался и начинал: «А вот в мое время…» Затем следовала история о его детстве или о войне. Я ждал, пока кто-нибудь продемонстрирует дискомфорт, вызываемый поведением директора. Но вместо ненасильственного общения учителя применяли невербальное осуждение. Кто-то закатывал глаза, кто-то демонстративно зевал. Один из педагогов все время посматривал на часы.
Я терпел это неприятное развитие сценария и наконец сказал: «Никто ничего не хочет сказать?» Воцарилось неловкое молчание. Учитель, первым заговоривший на нашей встрече, собрал все свое мужество, посмотрел прямо на директора и объявил: «Эд, у вас длинный
