для острастки. После этого они более охотно подписывали очередные расстрельные списки «попавших под раздачу» советских граждан. С одной стороны, Сталин получал удовольствие от унижения своих приближённых, а с другой – брал их родных и жён в заложники для гарантирования послушания.
Когда люди в форме пришли арестовывать еврейскую жену первого и главного маршала Ворошилова прямо в их квартире на территории Кремля, он достал пистолет времён Гражданской войны и начал кричать, что будет стрелять в тех, кто к нему войдёт через порог. Потом позвонил Сталину, и тот ему ответил из соседнего кремлёвского помещения, что это была такая шутка. Жену Ворошилова оставили в покое, но он уже никогда больше не только ни в чём не противоречил царю, но и стал непрерывно его восхвалять.
А вот за женой Председателя Президиума Верховного Совета СССР (Президента) Калинина, которая имела не то прибалтийскую, не то еврейскую девичью фамилию Лорберг, пришли в 1938 году, когда Калинина не было дома. Её осудили как шпионку и направили в лагерь для заключённых. Сталин семь лет пренебрежительно отмахивался от просьб Калинина вернуть ему его жену.
Во время войны взрослая дочь Калинина поехала в Сибирь на свидание к матери в отдельном «правительственном» вагоне. Её приняли с почестями как дочь Президента, и начальник лагеря перевёл её мать и жену Калинина с лесоповала при 40 градусном морозе в лагерную баню-прачечную на должность бойщицы вшей, уцелевших в стираном белье заключённых. Там она и пробыла «вошебойкой» до 1946 года, когда «всесоюзный староста» (так его назвал Троцкий) уже был болен раком. Однако ей, как бывшей репрессированной, не разрешили жить с мужем в той кремлёвской маленькой квартирке с кухней и туалетом общего пользования с соседями, где Калинины поселились в 1919 году после его назначения главой советского государства.
Еврейскую жену премьер-министра, первого заместителя Сталина и наркома иностранных дел Молотова то арестовывали, то отпускали из московской тюрьмы МГБ. Через пять дней после смерти Сталина. она была возвращена любимому мужу, который по предложению царя развёлся с ней сразу же после её ареста. Полина Жемчужина (большевистский псевдоним) сама была членом ЦК партии. Она провинилась своей дружбой с руководством ЕАК и беседой на идиш с первым послом Израиля в СССР Голдой Меир на правительственном банкете в Кремле. Жену наркома иностранных дел и первого зама Сталина не стали, как обычно, обвинять в шпионаже. Её обвинили в неких нарушениях своих служебных полномочий при руководстве предприятиями парфюмерной и текстильной промышленности. Как и некоторые другие руководители, чтобы платить премии получавшим мизерные зарплаты рабочим, она позволяла менять подтасовывать показатели выполнения планов, которые готовили теоретики Госплана. Эти нарушения должны были подтвердить руководители нескольких заводов. Одним из них оказался дядя моей жены Зины. Видимо он не дал требуемые показания, потому что после выхода из тюрьмы его несколько раз приглашали
