непривычно холодная, – пояснил он. – Капабары любят теплый ил.
– Вода холодная? И ничего нельзя сделать?
– «Гидрогаторы Бугга».
– Открываешь филиалы?
– Нет, просто попробовал, как звучит.
– И как нужно проводить эту самую гидрогацию?
– Понятия не имею. Ну, в общем-то, имею, но это ремесло не совсем законно.
– То есть принадлежит царству богов.
– В основном. Хотя… – Бугг просветлел. – После недавнего наводнения и с учетом моего опыта обустройства сухих фундаментов, кажется, я вижу некоторые возможности.
– Сможешь подоить инвесторов?
Бугг состроил гримасу:
– Всегда найдете темную сторону, да, хозяин?
– Такова моя беспринципность. Впрочем, большинство людей сочли бы ее достоинством. Теперь скажи, ты в самом деле не можешь спасти несчастную рыбу?
– Хозяин, она уже мертва.
– Неужели? А… Видимо, теперь у нас есть ужин.
– Пожалуй, даже пятнадцать ужинов.
– Так или иначе у меня назначена встреча, так что увидимся с тобой и рыбой дома.
– Спасибо, хозяин.
– Разве я не говорил, что утренняя прогулка может оказаться полезной?
– Только, увы, не для капабары.
– Не поспоришь. Кстати, я хочу, чтобы ты составил для меня список.
– Какой?
– Скажу позже. Я же говорил, что опаздываю на встречу. Вот что я вдруг подумал: такую здоровенную рыбу тебе не тяжеловато тащить в одиночку?
– Ну, – ответил Бугг, оценивающим взглядом окинув труп, – для капабары она маленькая. Помните ту, которая пыталась затеять любовь с галерой?
– Ставки на нее были на Утопалках ошеломительные. В тот день я потерял все.
– Все?
– Да – три медных докса.
– И какого результата ожидали?
– Если честно… что родятся такие маленькие лодочки, которые смогут сами грести большими плавниками-веслами.
– Опаздываете на встречу, хозяин.
– Погоди! Отвернись! Мне срочно нужно сделать кое-что неприличное.
– Ну, хозяин…
Шпионы торчали на каждом углу. Патриотисты в серых дождевиках маленькими группками важно вышагивали через толпу, широко расступавшуюся в стороны; руки в перчатках – на рукоятках дубинок, на лицах – тупое самодовольство головорезов. Тегол Беддикт, завернувшись в одеяло, как в саронг, шел с мягкой грацией отшельника – приверженца какого-то тайного, но безобидного культа. По крайней мере, Тегол надеялся, что производит такое впечатление. Выходить в эти дни на улицы Летераса значило подвергаться немалому риску – такого не было при короле Эзгаре Дисканаре, в дни блаженного наплевательства. Хотя появлялся привкус интриги и опасности в каждом путешествии – пусть даже до овощной лавки за переспелыми корнеплодами, –
