машинки в гостиной: мать зарабатывала на жизнь, делая на дому мягкие игрушки для компании «Уотлхэмстоу». Она не отдыхала даже по выходным и праздникам: пыталась выручить дополнительные деньги, упаковывая для той же самой фирмы банты для волос в полиэтиленовые мешочки. Дважды в неделю к ним заезжал белый фургончик: забирал готовую работу и привозил новую. Казалось, вся их жизнь двигалась по расписанию фургончика.
Пристроив мать в эту частную лечебницу, Чарли поехала убрать квартиру в Стритэме. Под шум уличного движения и вопли ребенка с верхнего этажа она рылась в ящиках комода, вытаскивая то колготки, слегка пахнувшие духами, то жестяную коробку из-под сигарет «Дю Морье», полную шпилек, то какой-нибудь коричневый пакет, набитый давней любовной перепиской ее приемных родителей. Она искала хотя бы газетную вырезку с извещением о смерти… Но не нашла ничего.
Темно-красные и белые лепестки роз, которые Чарли поставила в вазу, напоминали атласную ткань.
– Они очень красивые, правда? – И дочь крепко стиснула слабую костлявую руку матери, пытаясь отыскать в ней хоть немного теплоты.
Чарли захотелось опять, как когда-то в детстве, уютно устроиться на этих руках. До чего же грустно становится, когда понимаешь, что все имущество одного человека можно уложить в чемодан, сундучок или ящик. Кажется, что туда можно без труда упаковать и целую жизнь. Жизнь, которая когда-то была, как и ее собственная, полна надежд и бесчисленных возможностей, о чем, наверное, говорилось в тех любовных письмах… И вот все это кануло в никуда. Чарли заморгала, стряхивая нахлынувшие слезы.
– А мы переезжаем, мама, – бодро сказала она. – Мы купили дом за городом. В Элмвуд-Милле. Ну разве это не романтично? Там есть сад и старинная мельница, с настоящей запрудой для мельничного колеса, есть амбар, а еще мы собираемся завести кур. Буду привозить тебе свежие яйца. Правда, здорово?
Рука матери задрожала, – казалось, она стала еще более холодной и влажной.
– В чем дело, мама? Не беспокойся, это недалеко, всего сорок пять минут на поезде. Я по-прежнему буду навещать тебя, так же часто, как и прежде.
Рука матери дрожала все сильнее.
– Ты сможешь приезжать к нам в гости, там уйма комнат. Как ты на это смотришь? – Она с тревогой заметила, что по внезапно побелевшему лицу больной струится пот. – Все в порядке, мама, не беспокойся! Это ведь совсем близко от Лондона! Мне придется добираться сюда из Элмвуда ничуть не дольше, чем из Уондсворта.
Дверь открылась, и вошла сиделка, крепкая девушка с широкой белозубой улыбкой:
– Не хотите ли чая, миссис Уитни?
– Кажется, маму немного лихорадит, – сказала Чарли, вставая.
Сиделка поспешила к кровати, пощупала у старухи пульс, а потом положила ладонь ей на лоб:
– Вашей маме недавно назначили какое-то новое лечение. Я попрошу врача прийти.
Чарли понизила голос:
– Думаю,
