кому-то, кто почти наверняка не произнесет ни слова.
Прокурор снял очки, и Гамаш услышал тихое шуршание шелковой мантии – так судья Корриво выражала свое почти нескрываемое нетерпение. Присяжные вполне могли повестись на уловки прокурора, но судья – нет. Да и присяжные вскоре сообразят, что к чему. Они слишком умны для этого.
– Насколько я понимаю, обвиняемое лицо призналось в совершении преступления, верно? – спросил прокурор, глядя поверх очков в профессорской манере, совершенно не действующей на главу Квебекской полиции.
– Да, признание есть.
– Полученное на допросе, старший суперинтендант?
Гамаш обратил внимание, что обвинитель настойчиво повторяет его звание, словно подчеркивая, что человек столь высокого положения просто не может совершить ошибку.
– Нет. Обвиняемое лицо пришло ко мне домой и призналось. Добровольно.
– Возражаю. – Адвокат вскочил на ноги, но с некоторым опозданием, как заметил Гамаш. – Это не соответствует действительности. Признания в убийстве не было.
– Верно. То признание, о котором говорю я, не было признанием в убийстве, – сказал прокурор. – Но оно напрямую привело к предъявлению обвинения, не так ли, старший суперинтендант?
Гамаш посмотрел на судью Корриво, ожидая, что она отведет возражение.
Она помедлила и наконец произнесла:
– Возражение отклоняется. Можете отвечать.
– Обвиняемое лицо пришло добровольно, – сказал Гамаш. – И вы правы: то признание послужило основой для предъявления нынешних обвинений.
– Вас удивило, что обвиняемое лицо явилось к вам домой?
– Возражаю, ваша честь, – снова вскочил защитник. – Субъективно и несущественно. Какое может иметь значение, удивился месье Гамаш или нет?
– Поддерживаю. – Судья посмотрела на Гамаша. – Не отвечайте на этот вопрос.
Гамаш и не собирался отвечать на вопрос прокурора. Судья была права, поддержав защитника. Вопрос был субъективный. Однако Гамаш не стал бы называть его несущественным.
Удивился ли он?
Разумеется, он удивился, когда увидел, кто стоит на крыльце его дома в квебекской деревушке. Трудно было сразу понять, кто этот человек в теплой куртке, с капюшоном на голове. Мужчина или женщина? Молодой или старый? Гамаш до сих пор слышал, как ледяные дробинки стучали по стенам его дома, когда холодный ноябрьский дождь перешел в снежную крупу.
И, вспоминая об этом сейчас, жарким июльским утром, он почувствовал холодок.
Да. Он удивился. Он не ждал такого визита.
А к тому, что случилось потом, слово «удивление» и близко не подходит.
– Я не хочу, чтобы мое первое дело об убийстве было оспорено в апелляционном суде, – тихо, так, чтобы слышал только Гамаш, произнесла судья Корриво.
– Думаю, теперь уже поздновато, ваша честь. Дело началось в более высоком суде, там оно и закончится.
