Избранные письма. 1854–1891. Константин Николаевич Леонтьев

      60. Е. А. Ону

      7 декабря 1876 г., Москва

      Как Ваше здоровье теперь, Лизавета Александровна? Как идет Алекторофия¹? Вы знаете, что я Ваших детей люблю не за то только, что они принадлежат Вам и моему доброму Ону, но и за то, что они сами по себе очень милы.

      Хотя я знаю, что Вы никогда не соберетесь ответить мне, но я все-таки спрашиваю об Вас и об детях Ваших – кто знает, может быть, и ответите!

      Это как Вам угодно, но вот о чем я буду настойчиво просить Вас и надеюсь, что Вы это исполните, потому что это не будет Вам стоить ни малейшего усилия. Будьте так добры, передайте Вашему дядюшке Александру Генриховичу², что я не мог никаким образом до сих пор воспользоваться его благосклонностью и приехать в Петербург искать места. Я простудил горло еще в октябре дорогой из деревни, и даже тогда, когда я имел честь представиться г. Жомини, я ездил к нему с респиратором, потому что болезнь затянулась.

      Теперь мне немного лучше, но бог знает, когда еще я буду в состоянии подвергнуть себя переменчивому петербургскому климату и всем тем беспокойствам и разъездам с визитами и т. п., без которых немыслима и бесполезна была бы поездка в Петербург по делам. Я и здесь не выезжаю давно уже.

      Впрочем, при неясности и запутанности современных политических дел, может быть, это и к лучшему: через несколько месяцев и тому, кто думает о возвращении на службу, и тем, кто бы желали ему в этом помочь, будет, вероятно, гораздо яснее положение дел, и выбор станет легче. Но все-таки мне очень жаль, что я теперь именно в Петербурге не могу быть.

      Очень желал бы я с вами поговорить о Восточном вопросе, об «Анне Карениной», слышать Ваши рассказы о Царьграде, где после моего отъезда случилось так много важного и в государственной жизни бедной и прекрасной Турции, попавшей в руки свирепого и бесстыжего Мидхада³, и в домашней жизни нашего посольства.

      Вызов Хитрова и вообще вся эта суета у Игнатьева в гостиной между ним и Церетелевым⁴ – это верх совершенства. Мне про это рассказывали добрые люди: («Lorsqu'on ne connaît pas le mari, on n'adresse pas la parole à la femme!» – «Comme il fait beau aujourd'hui!»[17] и т. д.). Это в своем роде не менее художественно, чем… ну… не доскажу моей мысли! Она уже слишком несовременна и слишком похожа на вкусы и взгляды римлян эпохи упадка!

      А знаете ли, Лизавета Александровна, что я нашел теперь la clef de la voûte[18]? Вы не догадываетесь, о чем я говорю? Это Вы один раз сказали мне: «C'est étonnant… и т. д… avec cette absence de la clef de la voûte!»[19] Дело шло о религии.

      Прошу Вас выразить мое глубокое почтение Вашей тетушке и г. Жомини и поцеловать за меня крепко и Алеко, и Машу тамбовскую, и маленькую, но величественную Марию Терезию⁵, которая, вероятно, теперь уже перестала беспрестанно плакать и кричать и сделалась прелестной девицей.

      Ваш от всего сердца К. Леонтьев, все тот же. Я живу на Тверской, в Лоскутной гостинице, № 89 и 90.