Вас, оттиски той польской повести1, которой мне попался в «Ниве» случайно один только отрывок; он восхитил меня особенно тем, что в нем язык такой простой и благородный, чуждый всех тех юмористических грубостей, от которых избавиться не могут ни Тургенев, ни Достоевский, а уж Сальяс2 – так тот доводит меня до бешенства тем, что позорит так этой топорной формой своей, несомненно, поэтический и положительный по направлению талант. Хоть бы он у бедной матери своей поучился говорить просто и изящно. По-моему, у нее в повестях язык почти безукоризненный, и, вероятно, потому она теперь так и забыта нашей гнусной публикой и еще более гнусной критикой. <…>
И что мне толкуют о народе, о силах, которые в нем таятся! Эти силы возросли в нем под влиянием Церкви и сословного строя… А теперь все идет именно противу этого строя, который обусловил в мужике, мещанине, купце, солдате прежнем, слепом попе, монахе и т. д. развитие этих качеств, в одно и то же время и крутых, и теплых, которые так многим стали нравиться именно тогда, когда пришло время им исчезать и выдыхаться под влиянием свободы (т. е. распущенности). Посмотрим, что будет дальше! <…>
Я все это время раздумывал, не поехать ли мне к Вашему батюшке и брату3 и представиться им: такой-то! Но все думаю: а если у них вдруг на лицах изобразится вопрос: да кто же это и зачем он нам? Так и не поехал <…>
<…> …Я бы, если бы мог, то многое бы и из «Подлипок», и особенно из романа «В своем краю» вырубил бы топором… До того я ненавижу уже давно все эти крючкотворства великорусского юмора и все эти будто бы народные мужиковатости… Это мне опротивело и в других до бешенства.
Например, Тургенев: «…у Мардария Аполлоновича глазки были масляные, как у лягавой собаки; брюшко…» Это ужасно! Это ужасно…
Я в деревне у себя иногда зачитываюсь Чайльд Гарольдом в прозаическом французском переводе (…?) или Шатобрианом4… Могли же люди писать живые и великие вещи без «брюшков», Мардариев Аполлоновичей и «носовых свистов»…
Я просто скрежещу зубами и повторяю с ужасом: «Lа Russie c'est le nйant»[20]. Или то, что Мишле5 сказал: «La Russie est pourrie avant d'être mûre!»[21] <…>
Публикуется по автографу (ЦГАЛИ). Частично опубликовано в «Литературном наследстве», т. 86, Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования. М., 1973. С. 473.
Всеволод Сергеевич Соловьев (1849–1903) – сын С. М. Соловьева, старший брат Вл. С. Соловьева. Окончил юридический факультет Московского университета. Автор исторических романов, пользовавшихся громадным успехом у широкой, особенно провинциальной публики. Сергей Михайлович Соловьев говорил по этому поводу: «Я пишу историю, а мой сын ее искажает». Вс. Соловьев весьма серьезно занимался оккультными науками. Он был единственным из всего семейства Соловьевых, остававшимся монархистом без рассуждений и православным с близостью к о. Иоан ну Кронштадтскому. С Ф. М. Достоевским его связывали почти дружеские отношения.
1 Польская повесть — историческая повесть Вс. С. Соловьева «Княжна Острожская».
2 Сальяс — граф Евгений
«Россия – это небытие» (
«Россия сгнила, не успев созреть!» (
