в воскресенье и пообедать вместе.
Поскольку пиарщица Окли велела мне отвечать на все твиты, связанные с разрывом, я заставляю себя написать Кики и Трейси тоже, но не рассказываю никаких подробностей. УУ настаивал, что не хочет выглядеть 1) как слабак и 2) как мерзавец. Таким образом, получилось, что разрыв был его идеей, но я не должна намекать, что он как-то провинился.
Официальная версия – что он меня бросил, потому что теперь учится в университете и не хочет продолжать отношения. Я специально говорю Трейси, что он мне не изменял. Потом засовываю еще одну ложку божественной шоколадной субстанции в рот и стараюсь не заплакать.
Конечно, я помню, что расставание ненастоящее, но от этого не легче. Мне очень хочется написать УУ. Нет, хочется ему позвонить, услышать его голос, чтобы он сказал, что все эти сообщения написали люди, которые не знают, что мы притворяемся, и искренне за нас переживают.
Но нельзя. Клаудиа запретила нам общаться как минимум неделю – «чтобы дать новостям о разрыве время распространиться». Она утверждает, что пристально за нами следит. Понятия не имею, что это могло бы означать, но, честно говоря, я немного побаиваюсь ее и Джима, так что не звоню УУ, хотя умираю от тоски.
– Вонн? – Пейсли стучится в дверь.
– Да? – говорю я дрожащим голосом. Ненастоящее расставание ощущается вполне как настоящее.
– Можно войти?
– Конечно, заходи.
Пейсли входит, бросает взгляд на ведерко с мороженым, на мое жалкое выражение лица, садится рядом со мной на кровать, смотрит на экран своими темными глазами, и на ее лице появляется выражение сочувствия.
– Мне ужасно жаль. Я вижу, как тебе тяжело, – говорит она и прикусывает губу. – Знаешь, еще не поздно отказаться.
– Уже поздно, – говорю я. Мне очень хочется получить эти деньги. – Но год пролетит быстро, верно?
Пейсли кивает.
Я съедаю еще ложку мороженого.
– Знаешь, что самое ужасное? Ну ладно, второе по степени ужасности, потому что самое ужасное – это то, что мне нельзя разговаривать с УУ. Но Окли Форд такой противный! Он даже руку не захотел мне пожать при знакомстве. Как, интересно, он собирается себя заставить прилюдно ко мне прикоснуться?
– Но зато он заметил, что ты проголодалась, и велел принести тебе еды, а это уже кое-что. К тому же на него, по крайней мере, приятно смотреть, – замечает Пейсли.
Ну да, хоть что-то.
Пейсли соскальзывает с кровати.
– Мы с близнецами вечером идем в кино. Хочешь с нами?
Я мотаю головой:
– Не-а. Буду сидеть дома и предаваться скорби. Собираюсь потолстеть от мороженого килограмма на три.
– Не толстей слишком сильно, – смеется она. – А то Окли Форд еще передумает с тобой встречаться.
На самом деле, это было бы не так уж плохо. Я задумываюсь, не принести ли второе ведерко.
Пейсли наклоняется и целует меня в щеку.
– Ты молодец. Серьезно. Даже не
