скользить – или случайно поскользнуться. Папа сказал, что старый коврик он выкинул.
Но в тот день, когда наша прежняя жизнь закончилась, в тот день, когда папа стал монстром, этот коврик, мой коврик, лежал на полу в гараже, прямо под лебедочным крюком и петлей, под висящим в петле телом мертвой девушки. Отец забрал часть моей жизни и сделал ее частью чего-то ужасного.
И когда я увидела точно такой же коврик в подвале ужасов Лэнсела Грэма, во мне что-то сломалось. Закрывая глаза по ночам, я вижу именно это. Мой коврик, превращенный в кошмар.
Я гадаю, что же видит Коннор. Быть может, поэтому он и не спит. Когда ты засыпаешь, то теряешь возможность контролировать свою память.
Брат никак не реагирует на мою оговорку о пытках, поэтому я продолжаю:
– Если мама собирается охотиться на папу, ты действительно хочешь отправиться с ней?
– Она ведет себя так, как будто мы не можем позаботиться о себе сами, – отзывается он. – А мы можем.
Я согласна с тем, что могу позаботиться о себе, однако я достаточно взрослая, чтобы принять мерзкую правду о том, каков наш отец и что он может сделать. Я не хочу, чтобы мне пришлось сражаться с ним. От этой мысли мне больно и страшно. Но я также не хочу, чтобы меня оставляли с Коннором и вынуждали брать на себя ответственность за его безопасность – и за свою тоже. Я почти хочу к бабушке, пусть даже ее печенье было ужасным на вкус, а шарики из попкорна – слишком липкими. Пусть даже она относится к нам как к несмышленышам.
Я пытаюсь переложить вину на кого-то другого.
– Мама ни за что не позволит нам сражаться с ним. Ты и сам понимаешь.
– Значит, нас отправят к бабушке. Можно подумать, папа об этом не догадается.
Я пожимаю плечами, но понимаю, что в темноте Коннор этого не видит.
– Бабушка тоже переехала и сменила имя. По крайней мере, какое-то время мы сможем побыть у нее. Как на каникулах.
В неподвижности Коннора есть что-то зловещее. Мне хочется услышать хотя бы шорох жестких гостиничных простыней. Хотя бы голос в темноте.
– Да, – говорит он. – Как на каникулах. А что, если мама так и не вернется за нами? Что, если он придет за нами? Ты подумала об этом?
Я открываю рот, чтобы уверенно заявить: «Этого никогда не случится», но не могу. Я просто не могу произнести эти слова, потому что достаточно взрослая и понимаю: мама не бессмертна и не всемогуща, а добро не всегда побеждает. И я знаю – и Коннор знает, – что наш отец невероятно опасен.
Поэтому я наконец говорю:
– Если он найдет нас, мы от него сбежим. Или остановим его любым способом, каким сможем.
– Обещаешь? – Неожиданно его голос звучит так, как и должен в его возрасте. Ему всего одиннадцать лет. Он слишком маленький, чтобы иметь дело со всем этим. Иногда я забываю, насколько он юн. Мне почти пятнадцать. Это большой разрыв, и мы всегда относились к моему младшему
