и скинули гнилое Временное правительство, не способное управлять даже своими заседаниями.
30 октября 1917 года наши рабочие дружины разоружили офицеров гарнизона, взяли почту, телеграф и провозгласили советскую власть в Воронеже. Помню, с каким энтузиазмом мы постигали тяжелую науку управления городским хозяйством, продовольственного обеспечения.
Мы все готовы были защищать революцию до последней капли крови. И в 1918 году я добровольцем вступил в Красную армию, попав в кавалерийский полк.
Воевал против Краснова и Деникина. Был ранен. Служил в Воронежском губернском комитете комсомола. Командовал отрядом продразверстки. И вот теперь направлен в распоряжение Губчека.
Меня провели в тесный, заваленный папками кабинет в мансарде. Я представился:
– Комсомолец Лукьянов по заданию губкома партии прибыл в ваше распоряжение.
– Из красноармейцев, значит, – насмешливо посмотрел на меня хозяин кабинета, это и был Вересов. – Только здесь не война. В бою ясно, где свои, а где чужие. А в нашей службе порой нет. Да и своих, и чужих в ежовых рукавицах надо держать. Потому что порой свои вдруг становятся чужими… Справишься?
– Я же комсомолец, без пяти минут коммунист, – пожал я плечами, впрочем, без особой уверенности. Не любил я неопределенностей и хитростей в жизни.
– Послужи-ка пока в ЧОНе. Поглядим, каков ты в деле, растудыть твою гармонь, – хмыкнул Вересов, всегда любивший по делу и не по делу вставлять витиеватые словесные загогулины – то ли ругательства, то ли похвалу.
Части особого назначения были созданы при губернском комитете партии для борьбы с расплодившимися бандами и шайками. И пошла у меня веселая жизнь – до сих пор порой в холодном поту просыпаюсь.
Та война давно закончилась. Настала новая. И опять я с Вересовым…
Я отхлебнул водочки и схватился за бок – рана вдруг запульсировала.
– Что, болит? – сочувственно спросил гость, уже бывший в курсе произошедшего со мной.
– Ну да. Деклассированный элемент постарался, – хмыкнул я.
– Э, нет, браток. Это не деклассированный элемент. Это профессиональный враг.
Он опустошил рюмку. Зажмурился. И продолжил:
– Думаешь, на обычных паникеров нарвался? Это немецкая военная разведка. Наскребает по всем сусекам шпионов. Вот уже и наших ненавистников – белогвардейцев-эмигрантов – подтянули. Может, и тебя кто-то из бывших белых офицериков подрезал.
– Контра, одно слово.
– Дураки говорят: мол, чекисты сами шпионов выдумывают, сами арестовывают, а на деле больше страху нагоняют. Страх – да. Только он не в наших чекистских головах. А на улицах – с револьверами, листовками и ракетницами. И имя ему – немецкий диверсант.
Он побарабанил пальцами по столу и произнес резко:
– Абвер! Это похлеще, чем танковые дивизии,
