святого и творимые святым чудеса, оно может пополняться их записями. В. О. Ключевский в связи с необходимостью дополнения жития записями чудес писал о «загробном продолжении биографии» святого164. Об этом же пишет исследователь категории времени в житиях: «Для биографии [современной] смерть – безусловный конец, как рождение – безусловное начало. Не то в житии. Здесь смерть – не конец, а только переход в другое состояние <…> При этом посмертные чудеса ничем не отличаются от прижизненных по своему характеру: святой исцеляет, воскрешает, наказывает, является во сне и т. п. <…> Список посмертных чудес принципиально не замкнут в пространстве и во времени. Подобное разрастание списка посмертных чудес знают жития многих святых: Сергия Радонежского, Кирилла Белозерского, митрополита Алексия и др. Такой принципиальной незамкнутости времени героя, а вслед за тем и художественного времени повествования, не знает литература нового времени»165. В связи с этим приведем и размышления Г. М. Прохорова: «Для людей, почитающих святых, обычно важна дата их поминовения, месяц и число, а не год их кончины или век, когда они жили. К примеру, мощи, покоящиеся в катакомбах Киево-Печерской лавры, снабжены бирками, на которых написаны только день и месяц упокоения – не год, не век. По внутригодовому хронологическому порядку, порядку поминовения, расположены в четьих-минеях и жития святых. Эта некоторая “антиисторичность” может объясняться тем, что соприкосновение святых с Вечностью, о чем свидетельствуют их жития и чудеса, для их почитателей важнее места их в истории. Год их кончины, век, когда они жили, более важны для историков»166.
Говоря о том, что о схеме преподобнического жития писали многие исследователи, мы должно обратить особое внимание на статью Т. Р. Руди «О композиции и топике житий преподобных». Итогом ее явилась непосредственно «схема монашеского жития»167. Хотя автор и оговаривается, что схема представлена «в самом общем виде»168, однако она достаточно подробна (другое дело, что рассмотренные составляющие «далеко не исчерпывают всего многообразия топики монашеских житий»169). Мы тоже предлагаем схему или же сюжетную структурно-типологическую модель монашеского жития. Она являет собой предельное обобщение по сравнению со схемой Т. Р. Руди.
Если говорить о природе сюжетной модели вообще, то она может быть обобщенной, формализованной, абстрактной или же, наоборот, – описательной. К первому варианту близка модель сюжета волшебной сказки, выстроенная В. Я. Проппом170. Схема Т. Р. Руди ближе ко второму варианту.
Мы не стремились к формализации модели до возможности описания ее языком формул. Элементы ее в нашем случае представляют собою обобщения смыслов топики в границах последовательно развивающихся сюжетных эпизодов жития. Задача заключалась в определении элементов, существенных для выявления динамики – движения сюжета
См.: Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988. С. 361.
Кочетков И. А. Категория времени в житии и житийной иконе // «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства ХI–ХVII веков. М., 1978. С. 227–228.
Прохоров Г. М. Святые в истории Руси Х–ХVII вв. // ТОДРЛ. СПб., 2003. Т. 54. С. 79.
Руди Т. Р. О композиции и топике житий преподобных // ТОДРЛ. СПб., 2006. Т. 57. С. 497–500.
Там же. С. 497.
Там же. С. 499.
См.: Пропп В. Я. Морфология сказки. (Дальнейшая формализация данной схемы позволила использовать ее в кибернетических операциях. (См.: Кербелите Б. П. Методика описания структур и смысла сказок и некоторые ее возможности // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР. М., 1980. С. 48–100.) Дж. Родари поступил с моделью Проппа по-своему, он «оторвал» ее от сюжетной основы, сократил и создал свою модель, позволяющую играть в сказку, развивать детскую фантазию. (См. главу «Карты Проппа» в кн.: Родари Дж. Грамматика фантазии. Введение в искусство придумывания историй. М., 1976. С. 76–84.)
