к ночи вернулась прачка – едва живая от усталости. Ей ведь пришлось пешком проделать путь от Пирея до Афин и обратно, а это чуть ли не полторы сотни стадиев[19]. К тому же ее не окрыляла любовь – ни подлинная, ни фальшивая…
Зенэйс выслушала красочное повествование того, как Никарета пробралась на галеру, которая спустя некоторое время отошла от причала и вскоре растаяла в морской дали, – и счастливо улыбнулась. В самом деле – все когда-нибудь кончается!
Однако еще кое-что оставалось незавершенным…
– Завтра ты будешь свободна, – ласково сказала Зенэйс, похлопав по плечу прачку, и та едва не зарыдала от умиления таким проявлением хозяйского расположения: обычно госпожа касалась рабов, только если решала собственноручно выпороть их. – Но ты устала… выпей вина, а потом ляг и усни.
Прачка сделала лишь глоток из чаши, поданной ей заботливой хозяйкой, а потом выронила ее – да и рухнула, где стояла, погруженная в непробудный сон, который обычно называют вечным. Душа ее, все вмиг забывшая, а потому не обуреваемая жаждой мести вероломной хозяйке, устремилась в блаженные поля вечного забвения… а Зенэйс подобрала осколки чаши, в которой еще оставались капли вина, смешанного с цикутой, выбросила их, старательно вымыла руки – и наконец-то смогла вздохнуть с облегчением.
Она вовсе не собиралась оставлять в живых никого из посвященных в эту историю. Конечно, было бы неплохо добраться до Палиогрии, но это представлялось невозможным. Впрочем, вряд ли Харизий когда-нибудь встретится со старой ведьмой, а уж задавать ей какие-то вопросы ему и в голову не взбредет, так что на сей счет можно было оставаться совершенно спокойной.
И Зенэйс наконец-то отправилась спать и спала счастливым сном, и никакая богиня не осенила ее подсказкой о том, что Харизий больше не вернется домой. До Зенэйс дойдет слух, что он простудился в пути и умер в Элее, там же и был погребен.
Узнав об этом, Зенэйс долго будет сокрушаться, что попусту заплатила Палиогрии целый талант: знай она о том, что Харизий больше не вернется, можно было просто-напросто засечь Никарету плетьми и не тратить денег на колдунью, да и прилежной прачки не пришлось бы лишиться!
Затем Зенэйс пожелает отправиться за телом супруга, чтобы перевезти его в домашний склеп. Совершить такое нелегкое путешествие ее заставят сплетни, которые носились по Афинам, словно стаи трескучих сорок. Досужие кумушки болтали, будто Зенэйс сделала жизнь Харизия настолько невыносимой, что он предпочел сбежать со своей молоденькой рыжей рабыней в неведомые края, только бы не видеть больше сварливую и неприглядную супругу.
Итак, Зенэйс пожелает привезти останки Харизия в Афины, чтобы заткнуть рты всем любителям злословить, однако для нее путешествие в Элей станет роковым. Пока она будет искать могилу Харизия на элейском кладбище, из-под какого-то камня выползет черная гадюка и ужалит злосчастную вдову.
Черных смертоносных гадюк вообще много водится в тех местах, оттого элейцы отправляются
Эллинский стадий составлял 178,6 метра. Расстояние между Пиреем и Афинами – 11 километров, или 61,59 стадия. Туда и обратно – около 125 стадиев, около 22 километров, но еще следует учитывать расстояние от дома Зенэйс до городской черты, откуда шло измерение пути.
