газетах разных стран – от Лондона до Москвы – сообщалось о странных убийствах, когда жертвам перерезались вены, а на месте преступления не находили следов крови. Нападения и впрямь выглядели зверскими. Каждая статья подчеркивала странный метод убийства. Все это угрожало разоблачением вампиров перед людьми.
– Я не повторю прошлой ошибки и на сей раз не стану молчать, – продолжал Мэтью. – Пусть Рыцари Лазаря и де Клермоны не в состоянии защитить мою жену и ее близких. Зато я в состоянии.
– Мэтт, ты не убийца, – пытался урезонить друга Хэмиш. – Не позволяй гневу тебя ослеплять.
Когда черные глаза Мэтью взглянули на него, Хэмиш побледнел. Он знал, что Мэтью на несколько шагов ближе к животному миру, чем большинство двуногих, но впервые видел друга столь опасным. Сейчас Мэтью был похож на взбесившегося волка.
– Ты уверен, Хэмиш?
Обсидиановые глаза Мэтью сверкнули. Затем он повернулся и вышел из библиотеки.
Запах Маркуса Уитмора отдавал лакричным корнем. Нынче вечером к этому запаху примешивался густой аромат сирени. Мэтью без труда установил местонахождение сына: Маркус находился на третьем этаже замка. Возможно, острый вампирский слух позволил ему услышать напряженный разговор отца с Хэмишем. Мэтью испытал легкий укол совести, однако не оставил своего намерения. Чутье привело его к двери рядом с лестницей. Это добавило Мэтью гнева. Маркус посмел расположиться в старом кабинете Филиппа.
Постучавшись, Мэтью не стал дожидаться ответа и толкнул тяжелую дверь. Если не считать серебристого ноутбука, занявшего место расходной книги, кабинет ничуть не изменился со дня смерти Филиппа де Клермона в 1945 году. Возле окна – все тот же черный телефонный аппарат из бакелитовой пластмассы. Стопки тонких конвертов и пожелтевшие листы бумаги с загнувшимися от времени краями. Филипп вел очень обширную переписку. На стене по-прежнему висела старая карта Европы, на которой Филипп отмечал позиции гитлеровских армий.
Острая, резкая боль заставила Мэтью закрыть глаза. При всей своей проницательности отец не предвидел, что попадет в руки нацистов. Путешествие во времени сделало Мэтью неожиданный подарок: возможность увидеть отца живым и помириться с ним. За это он расплачивался сейчас, вторично переживая боль утраты и снова привыкая жить в мире, где уже не было Филиппа де Клермона.
Когда глаза Мэтью открылись, он увидел разгневанное лицо Фиби Тейлор. Маркусу хватило доли секунды, чтобы оказаться между Мэтью и теплокровной женщиной. К счастью, влюбленность Маркуса не привела к утрате им бдительности. Это несколько успокоило Мэтью. Но если бы он действительно хотел причинить Фиби вред, девица была бы уже мертва.
– Добрый вечер, Маркус, – выдавил из себя Мэтью, пораженный тем, что Фиби не принадлежала к типу женщин, которые нравились Маркусу; сын всегда предпочитал рыжеволосых. – Когда мы встретились, было не до знакомства, – продолжил Мэтью. – Я Мэтью Клермон, отец Маркуса.
– Я знаю, кто вы.
Произношение Фиби
