style="font-size:15px;"> <…> С утра приносили газеты, и все сидели и читали двойные газетные листы, целиком заполненные описанием процесса, ответами подсудимых. Зиновьев, Каменев, Рыков – это еще было допустимо, но Бухарин – академик, известный своими трудами и своим умом, с которым Алексей Евграфович встречался на сессиях Академии, которого я видела своими глазами… <…> Пусть Каменев, Зиновьев, о которых много писали плохого, пусть Рыков, который так много пил водки, что представление о нем было неотделимо от водки, которую в народе называли “рыковкой”, но Бухарин, Бухарин… Тяжело и неприятно было читать всю ту грязь, которой обливали подсудимых».
Страницы книги, посвященные временам культа личности, крайне интересны для понимания восприятия российской интеллигенцией этого страшного явления. Татьяна Алексеевна приводит некоторые имена репрессированных. Как известно, Ленинградский университет во времена большого террора (1936–1938) понес тяжелые утраты. Среди «врагов народа», арестованных (ряд из них затем был расстрелян) в эти годы, – профессора В. Р. Бурсиан, Ю.А. Крутков, П.Т. Соколов, П. И. Лукирский, В. К. Фредерикс, А. К. Дрезен, М. Д. Кокин, Г. Д. Карпеченко, С. М. Дубровский,
В. Н. Бенешевич и многие другие[79]. Точный подсчет потерь, который понес университет в эти годы, еще следует провести. Татьяна Алексеевна, будучи очевидцем этих страшных событий, описывает ужасы режима, тотальный страх: «Народ уже давно привык молчать, боялся вслух высказывать свои мысли и только шепотом». Некоторые сведения уникальны, например о деяниях сталинских опричников, сравнимых с практикой нацистских концлагерей: «…многим арестованным, в том числе и Сереже, впрыскивали экстракт, выделяемый из органов животных, больных раком. Трудно поверить, что возможна была такая жестокость, но общая мрачная обстановка того времени была такова, что вряд ли можно сомневаться, что человек этот говорил правду». Интересно, что большевики при этом уже воспринимаются «своими». Татьяна Алексеевна, в частности, пишет об одной из жертв режима (В. П. Краузе): «Будучи студентом, он был вожаком студентов-химиков, пользовался у них большим авторитетом и уважением со стороны преподавателей. Очень энергичный и умный, убежденный коммунист, он представлял собой тип настоящего большевика и настоящего человека».
Татьяна Алексеевна Фаворская вспоминает: «Репрессии шли нарастающими темпами. Ширился круг лиц, исчезавших неведомо куда: члены правительства, академики, ученые, инженеры, учителя, рабочие, военные всех рангов, лица иностранного происхождения и прочие мирные граждане. Никто не был застрахован от того, что глухой ночью раздастся звонок, войдут три-четыре человека, велят собираться и увезут в недавно построенный Большой дом. И сколько за это время погибло людей! Не знаю, как это объяснить, но почему-то этот террор, эта неслыханная жестокость не ассоциировалась в умах людей лично со Сталиным. Представлялось, что это какая-то безликая сила творит все это зло, через
275 лет. Санкт-Петербургский университет. Летопись 1724–1999. С. 307-
