не расстреляют, просто не примут сценарий. Скажут – не-а, не наш формат.
Сначала продюсер сказал:
– Не-а, это не наш формат.
Потом редактор задумчиво сказала:
– Мы не совсем этого хотели… Мы совсем не этого хотели… Все не так!..
– А как? – спросила я, стараясь сохранить достоинство.
– Ну, не зна-аю…
Еще редактор сказала, что у меня получились слишком умные диалоги.
Умные, да! Моя героиня была аспирантка филфака, занималась Серебряным веком, Бальмонтом.
Редактор сказала: «Наша аудитория – менеджеры среднего звена, пусть героиня будет менеджером кредитного отдела».
Вот это – формат. А если бы была цензура, редактор бы сказала: «Пусть героиня занимается не Бальмонтом, а… Михалковым, дядю Степу изучает». И я бы могла еще что-то спасти, – прелестный характер героини и т. д.
Мой личный профессионализм – в рамках их формата достичь хоть какого-нибудь, хоть крошечного художественного результата. Это даже интересно, как будто пытаешься выжить в условиях вечной мерзлоты. Но в данном случае это было невозможно – одно дело Бальмонт, и совсем другое – кредитный отдел! Сумасшедшая романтичная филфаковка и менеджер в банке – разные типы личности и по-разному ищут любовь.
Ну, а потом они все не звонили и не звонили. Я ждала, как в песне «Позвони мне, позвони, позвони мне ради бога…», – а не звонят. А когда я сама позвонила, продюсер сказал: «Мы не будем этого делать».
Но облом лучше, чем ожидание. Мое настроение изменилось с «бе-е» на «ну и черт с вами!».
Вот только деньги.
Получается, мне заплатили 10 процентов за почти готовый сценарий. Глупо вышло, но я не виновата. Можно было бы потребовать аванс 25 процентов, но тогда бы меня не взяли. Если бы это была моя идея про девушку, которая ищет любовь по знакам зодиака, я могла бы диктовать условия. А это была их идея. И их формат.
ДОЛОЙ ФОРМАТ! ДАЕШЬ ЦЕНЗУРУ!
Мне нельзя говорить «Даешь цензуру», потому что я принадлежу к советской интеллигенции, которая настрадалась от цензуры, но вы же понимаете, что я шучу?
На самом деле просто ДОЛОЙ ФОРМАТ!
Что мне про них придумать?
А что было?
Вот мы – мои родители и Резники. Их жизнь – это и есть «интеллигентное ретро семидесятых».
На самом деле… ничего не происходило, НИЧЕГО! Толстые журналы, театры, защиты диссертаций… Они были первое поколение в нашей стране, у которого не было страшных потрясений, – войну они не застали, а когда опять все рухнуло, они уже были не молодые, им не нужно было в новой жизни выживать. Да, их мир взорвался – я имею в виду, что разрушилась советская жизнь, но на самом деле наоборот, их мир, мир интеллигентов, привыкших жить словом, расширился! Толстые журналы стали толще, театр – театральней, по телевизору – политические дебаты…
Может быть, мне кажется, что у них была такая бессобытийная,
