…Ты вообще понимаешь, что такое алкоголизм? – весомо сказал Андрей Петрович. – …Помнишь, как пил дядя Федя? А тетя Рая? Ты помнишь, как пила тетя Рая?
– Боюсь, что я не помню, как пил дядя Федя, – холодно отозвалась Ольга Алексеевна. – Уволь меня, пожалуйста, от воспоминаний о дяде Феде, тете Рае и иже с ними.
Андрей Петрович взглянул на нее нежно. Подвинулся, рукой нашел под одеялом подол ночной рубашки. Он больше всего любил в жене эту ее холодность, сдержанность. В его семье не глядели холодно, не намекали, не иронизировали, недовольство выражали ором, а то и – раз, и по башке. А Ольга Алексеевна была городская. Ее манеры – холодно посмотреть, намекнуть, уколоть, ее уколы, такие изящные, злые, не обижали, а подтверждали ее женскую ценность и его мужскую состоятельность, – она городская, и он ее ДОБИЛСЯ. То, что она его осчастливила, давно уже уравновесилось его положением, и оба всегда, каждую минуту помнили, какое он ЗАНИМАЕТ ПОЛОЖЕНИЕ, кто в доме главный, но, как у каждой слаженной пары, у супругов Смирновых была своя излюбленная игра, в которую они упоенно играли, – она городская, он деревенский.
И в такие моменты он всегда ее хотел.
Андрей Петрович продвинул руку дальше, другой рукой сильно сжал ее грудь.
– Ты что?.. – боязливо, почти неприязненно спросила Ольга Алексеевна.
Андрей Петрович резко раздвинул ее колени.
– Нет-нет, не надо… – слабым голосом испуганной новобрачной сказала Ольга Алексеевна.
На экране Женя наконец сообразил, что он находится в Ленинграде, Ольга Алексеевна сжала колени, выталкивая руку мужа.
– Не надо, пожалуйста, не надо…
– Надо, – грубовато ответил Андрей Петрович.
Ольга Алексеевна приоткрыла глаза – Надя и Женя продолжали ссориться.
«А какой была бы близость Жени и Нади? – подумала Ольга Алексеевна. – Наверное, сначала нежная, почти робкая, как постепенно раскачивающаяся лодка, потом все сильнее и сильнее. А какой была бы близость Нади с Ипполитом? С Ипполитом Наде было бы лучше, он решительней в постели…» – подумала Ольга Алексеевна и больше уже не думала ни о чем.
Ольга Алексеевна всегда откликалась мужу одинаково – как будто она холодная женщина. Он наступает, она уклоняется, он настаивает, она, стесняясь, снисходит к его неизящным притязаниям. И, наконец, он обрушивается, она сдается, – нехотя, как будто делая одолжение. Это тоже была игра – холодность Ольги Алексеевны была чистым притворством.
Ирония судьбы, вот где была настоящая ирония судьбы!.. Бесконечные тысячи женщин годами имитировали оргазм, притворялись, что мужья вызывают у них интерес, тоскливо выполняли супружеские обязанности, как в анекдоте, думая во время любви о том, как побелить потолок. А Ольге Алексеевне приходилось притворяться наоборот.
Ее женский механизм работал безотказно, заводился с полоборота и быстро приходил к бурному финалу, но ей каждый раз нужно было сыграть холодную женщину, не забыться, не
