и, словно оправдываюсь: – Мы едва сводили концы с концами.
В то время Себастиан, пробовал работать подмастерьем плотника на рыболовецком судне, а после, и вовсе замкнулся в себе, потому что его гордость не позволяла ему переступить через себя, а старая травма ноги, записаться хотя бы солдатом на границу.
Аристократ или простолюдин, сын мясника в прошлом или бывший разжалованный военный гвардеец короля в недавнем будущем? Он не мог опуститься до промысла простого чернорабочего. Он презирал свое происхождение, и всякий раз выходил из себя, если хоть кто-то напоминал ему о нем. А как-то раз, он ударил собственного брата на рыночной площади, и очень переживал на этот счет. Детали Себастиа не рассказывал, а я и не спрашивала, уж слишком безумным в тот день, было выражение его лица.
В этой глуши работы для аристократа иждивенца попросту не было.
Разве могли мы тогда знать, когда желтый наградной бернц вон ваген мчал нас по пыльным дорогам Гренвиля в направлении новой жизни? Никто не знал. Мы были молоды, знатны и амбициозны. Никто из нас не думал, что мы застрянем здесь навсегда.
Будто пленники нарисованной картины.
* * *
Времена меняются.
Королевская монархия была свергнута и раздавлена железным кулаком революции. К власти пришли простолюдины-крестьяне. Революционеры стали строить новое идеальное общество. Но не прошло и пятнадцати лет, как новую власть с их идеями равенства, сверг сам народ, и началась эпоха капитализма с их купленной демократией.
Новая эра, сперва, принесла свои плоды, а после как это и принято в мире денег, решила все отнять. Сначала нашу землю признали культурным достоянием страны, и мы получали хоть какие-то деньги – жили, на содержании у государства, а потом чиновники просто передумали и обложили поместье налогом, да таким высоким, что я Трис Беладонна ни монеты ни заплатила им из своего кошелька и не собиралась этого делать впредь. Так как поместье было подарком, и я имела на него все дарственные документы, выселить меня, они не смогли.
Но нам с Себастианом пришлось продать большую часть фамильных ценностей, чтобы хоть как-то выжить в то непростое время.
* * *
Наконец я добралась до северной стены, где в яблоневом саду в окружении кустов роз, ныне обнаженных осенью, дремлющих, лежит безмолвный холмик моего супруга.
– Я снова у твоей могилы, мой муж. Теперь ты оставил меня одну… доживать свой век. Я не знаю, что делать с тем временем, которое у меня осталось. Лучше бы я…
Сами собой на глазах проступают слезы. Скатываются по щекам.
– Где-то лежал мой платок. Ах, вот же он.
Я утираю глаза и щеки от мокрых разводов, прежде чем смогу продолжить:
– Лучше бы я ушла раньше. Быть может, я заведу огород или стану разводить кроликов. Не отвечай. Занятие не пристойное для графини – знаю, но сладостная утеха для старухи… Недавно я прочитала журнал
