отличие от большинства студентов мой путь лежит в раздевалку. На территории академии допускается находиться не в форме только в холле или в прилегающих к зоне для переодевания коридорах. Многие, чтобы не заморачиваться, переодеваются дома, но есть исключения. Например, те, кому плевать на форму, или те, кто не может ее себе позволить. Таким, как мы, форму выдает государство, она чипирована, и выносить ее за пределы академии запрещено. Исключительно потому, что мы живем в неблагополучных районах и можем просто-напросто не вернуться или передумать обучаться. Тогда государство обеднеет на целую одну-две-три формы, ага.
Женская и мужская раздевалки разделены холлом и представляют собой два просторных зала, в которых спокойно можно проводить банкеты и презентации федерального значения. Если бы не бесконечные ряды шкафчиков, где хранятся вещи (а в моем случае и форма), уверена, здесь можно было бы вообще устроить поле для игры в виккл, а при желании – еще и возвести трибуны.
Раздевалка гудит голосами, мимо меня проходит стайка девушек-третьекурсниц (судя по нашивкам на рукавах), они даже не смотрят в мою сторону. Только одна из них что-то насмешливо произносит, но мне по большому счету плевать. Добираюсь до своего шкафчика, с наслаждением стягиваю куртку, сбрасываю внутрь сумку.
– Бирна! Привет! – Быстрые шаги и голос раздаются одновременно.
Запыхавшись, ко мне подбегает Алетта. Мы учимся вместе, она тоже человек, живет в Пятнадцатом, только в промышленном районе. Если там открыть окно на пятнадцать минут, из глаз начинают течь слезы, а спустя пятнадцать лет проживания в этом месте вам здорово повезет, если вы не станете хроническим аллергиком.
– Фух! Еле успела! – Она сбрасывает сумку прямо на пол, ладонями приглаживает растрепавшиеся темные кольца волос, пружинками торчавшие в разные стороны. – Платформа поломалась прямо на нашей конечной, представляешь?! Пришлось ждать следующую!
Чиркнув пропуском по панели, Алетта рывком распахивает дверцу и пялится на себя в зеркало.
– Ну и рожа!
– Все с твоей рожей нормально, – фыркаю я.
– Ну да, конечно.
Она недовольно кривится, достает из сумочки тушь и начинает красить и без того длинные загнутые ресницы. Глаза у нее темные, но в них мерцают крохотные золотые крапинки, такие же крапинки у нее вокруг носа (реакция смуглой кожи на солнце). Пока Летта красится, я переодеваюсь: темно-синяя юбка почти по колено, светлая блузка, такой же синий жакет. На груди вышит отличительный знак факультета лиабиологии – крылья над волной на ярко-желтом фоне. Почти такой же знак вышит и на рукаве, но с одной парой крыльев – он означает, что я первокурсница.
Летта переодевается наспех, из-за чего край воротничка у нее загибается под жакет, и я его поправляю.
– Спасибо, – бормочет она. – Тебе не кажется, что я правый глаз криво накрасила?
– Не
