изучая терминологические нюансы балетмейстерского искусства. В этом помогли мне венгерские театроведы, которые сотрудничали с Национальным театром (Nemzeti Szinhaz). Тогда я подумал: вот чем надо заниматься настоящим людям – русским и венгерским – воплощать дружбу между венгерскими и советскими людьми. Если бы вся энергия, все средства, уходящие на военные происки, расходовались на знакомство с красотой сердец наших народов – как далеко ушли бы мы в настоящем человеческом прогрессе. И я вновь прочувствовал всю глубину слов Федора Михайловича Достоевского – «Красота спасет мир».
В это время была у меня еще одна постоянная любовь – Национальный театр, главный драматический театр Будапешта. В свободные вечера я там «пропадал», наслаждался прозрачной венгерской речью. Не пропускал ни одной пьесы, где играли Аги Месарош (Mészáros Ági), Гизи Байор (Bajor Gizi), Артур Шомлаи (Somlai Artur) – мои любимые актеры. Я старался запоминать их интонации, чистоту их произношения, восхищался музыкальностью каждой фразы, каждого слова, какой-то невероятной певучестью венгерского языка.
Больше всего у Артура Шомлаи мне нравилась неторопливость произношения в самых драматических сценах, особенно в спектаклях по классическим пьесам. С актерской работой Шомлаи я познакомился, когда впервые увидел и услышал его в фильме Белы Балажа «Где-то в Европе» (Balázs Béla «Valahol Európában»), напоминавшем лучшие итальянские фильмы неореализма37, и с тех пор стал его поклонником. Он также был моим учителем в познании прелести мадьярского языка.
…Вскоре я неожиданно был вызван в Москву, в ЦК ВКП(б), в связи с предстоящими юбилейными празднествами и предполагаемым приездом на пятилетнюю годовщину освобождения Венгрии от гитлеровцев заместителя председателя Совета Министров СССР, Маршала Советского Союза Климентия Ефремовича Ворошилова. Ему понадобился переводчик. Выбор пал на меня.
Часть 4
Референт-переводчик
И вот с июня 1950 года я снова в Москве. Меня зачислили референтом по Венгрии одного из отделов ЦК ВКП(б)38. Мне с гордостью сообщили: никто меня не может теперь уволить самовольно – только по решению секретариата ЦК партии.
В аппарате ЦК работали различные по своим правам и обязанностям люди. Одни – высший ранг – только командовали и подписывали бумаги, подготовленные партаппаратчиками более низкого ранга. Последние, в свою очередь, только исполняли команды или передавали их по назначению и контролировали выполнение поручений. Я принадлежал ко второй категории. У меня не было никого в подчинении, да и в своей жизни я не привык к командованию, все знания приобретал сам, все, что накопил, – при мне. Здесь, в аппарате ЦК, надо было читать все венгерские газеты, журналы, книги, набираясь мадьярскому уму-разуму, анализировать и реферировать, «выдавая на-гора» записки-объяснения, что-то вроде современных дайджестов. В мои обязанности входило также готовить ответы на просьбы, присылаемые нам от ЦК Венгерской партии трудящихся, следить за тем, чтобы эти просьбы выполнялись организациями, которым секретариат ЦК передавал
