отправил рассказ и попросил ответить хотя бы одной фразой, вроде «жив, здоров». Расспрашивать о том, что случилось, он нужным не счёл.
Глава вторая
В тот октябрьский вечер, когда осень стала явью – с пожелтевшими и покрасневшими листьями, холодным ветром и снегом в горах, – захотелось зимы. Видимо, такова сила привычки. В последние двадцать лет Дмитрий встречал зиму в сентябре, если не уезжал в отпуск. И до этой осени просто не представлял себе, как можно жить, не ощущая снега. А снег должен быть непременно тем, «метафизическим», который отшлифовал не только наш быт, уклад, но и нас самих, наш национальный характер, наши пристрастия, достоинства и пороки.
Наутро Дмитрий решил съездить на перевал, чтобы оттуда подняться до нижней границы снега. Уже в вагоне – холодном и неуютном – он ощутил непривычную внутреннюю опустошённость. Вероятно, она была закономерной, как у многих начинающих пенсионеров. Жаркое лето как-то замаскировало её – и вот сейчас, на пороге хоть и не сибирской, но всё же зимы это болезненное ощущение дало себе волю. Подыграл и Валериан Юрьевич, не ответивший на письмо. Каждый день – утром или вечером – Дмитрий ходил на место рандеву, но того действительно след простыл. До этой минуты казалось, что исчезновение Валериана Юрьевича – всего лишь неприятность, досадная, но не трагическая. И вдруг, как после внезапного пробуждения, стала открываться истина. Без малого полмесяца он жил с ошибочным представлением; всё казалось, что его новый знакомый по какой-то причине уехал в Москву, а там новые дела, заботы – возможно, падчерица вышла замуж, или развелась, или родила. Но стук вагонных колёс вернул Дмитрию трезвый взгляд на это происшествие. Не мог Валериан Юрьевич уехать, не сказав «до свидания». На последней встрече его обеспокоенность казалась очевидной – и несомненно, именно она стала прологом его исчезновения.
Электричка затормозила на симпатичной, будто сошедшей с лубка, станции. Дмитрий огляделся по сторонам. Нет, это всё не то – не та природа, не те ощущения. И нет вдохновения. Здесь горы будто чужие. Как текст на знакомом, но нерусском языке.
Первые островки снега он увидел, поднявшись метров на двести от уровня станции. Пройдя ещё немного, Дмитрий обнаружил, что выше и идти-то некуда. Более высокие горы с настоящим белым снегом отделены глубокой долиной. За день одолеть такое расстояние – туда и обратно – невозможно. Он сел и развёл костерок. Чай согрел душу, хотя даже костёр показался «чужим» – не тот запах дыма, не та, привычная, игра огня. Из-за туч вышло солнце. Выпавший накануне снег таял стремительно. Дмитрий перебрался на южный склон и лёг, закрыв глаза. Когда надоело лежать, он встал и кривым путём, чтобы не прийти слишком рано, вернулся на станцию.
Вечерняя электричка была заполнена на две трети. Народ вёз из «провинции» в город сезонные фрукты. Груши пахли так, что от одного их запаха клонило в сон. Некоторые пассажиры и вправду спали, склонив головы
