давайте, я вам помогу.
Я не стал возражать, и она, сняв с гвоздика фартук и нацепив его на шею, подошла к мойке. Я включил конфорку и поставил чайник. Некоторое время мы оба молчали. Глядя, как она моет посуду, я думал, что отдал бы полжизни, чтобы иметь такую хозяйку. Красивое платье с короткими рукавами плотно облегало ее стройную талию. Оно было не длинное и не короткое. Я старался не смотреть на ее стройные ноги. Ее длинная коса опускалась почти до пояса, я разглядел нежный пушок на шее ниже затылка возле самого уха, и мне вдруг страстно захотелось обнять ее. Я не удержался и поцеловал ее в шею. Она вздрогнула и отстранилась, выронив чашку, но не повернулась ко мне лицом. Она молчала, я – тоже. Но наше молчание не было гнетущим. Я чувствовал, что она может быть податливой, если я поведу себя с ней, как надо. Я снял с плиты закипевший чайник и стал заваривать кофе.
– Вы кому-нибудь сказали обо мне? – вдруг спросила она, не поворачивая головы.
– Нет, – поспешил я ответить, сделав удивленное лицо, хотя она не смотрела в мою сторону.
– Вы ничего не говорили Козлову? – спросила она и повернулась ко мне.
Сейчас я уже попал в поле ее пристального взгляда.
– Нет. Но с чего вы взяли, что я должен кому-то что-то говорить о вас? – воскликнул я, стараясь как можно естественней выразить свое удивление.
Светлана опустила глаза и сказала:
– Но почему тогда сегодня он принялся меня избивать? Я пожал плечами.
– То, что я увидел в зале, для меня было полной неожиданностью, – ответил я откровенно, – не ожидал я, что он окажется такой скотиной. И как можно вообще ударить женщину, не понимаю. Вы сами во всем виноваты. Не место девушке в таких секциях. Не женский это вид спорта.
Не поднимая глаз, Светлана тихо промолвила:
– Спасибо, что заступились сегодня за меня.
– Пустяки. Это мой долг. Разве мог я спокойно смотреть на это безобразие. Но меня поразило другое: почему никто из парней в секции за вас не заступился? Неужели все у Козлова так привыкли к жестокости, или, может быть, они боятся его авторитета, обожествляя его, как это делают «тигры» Баранова?
При упоминании имени Баранова Светлана покраснела, но я, как ни в чем не бывало, продолжал:
– Непонятно мне также и то, почему вы позволили Козлову бить вас в живот ногой. Что это? Рабское сознание дисциплины или страх перед ним?
Светлана молчала, опустив глаза. Мне показалось, что она сама не могла найти ответа на этот вопрос.
– Вы могли бы сразу покинуть зал, и никто бы не посмел вас задержать, – продолжал я.
При этих словах она опять на меня как-то странно посмотрела.
Я составил на поднос чистые чашки, кофейник, сахарницу и предложил ей пройти в комнату. Она вновь села в кресло. Я поставил перед ней журнальный столик, разместил на нем поднос и стал разливать кофе по чашкам. Светлана сидела задумчивая.
– Никогда никому не позволяйте себя унижать, – сказал я
