мы хотели сделать более интерактивными, чтобы создать иллюзию разумности.
– Что ж, очень, очень хорошо, мистер Хакворт.
– Спасибо, сэр.
– Мне прекрасно известно, что в Индпошив переводят лучших. Не объясните ли, как пристрастие к романтическим поэтам помогло вам достичь нынешнего вашего уровня?
Хакворт опешил. Он постарался ответить так, чтобы это не прозвучало похвальбой.
– Надеюсь, человек в вашем положении не видит здесь никакого противоречия.
– Человек в моем положении не назначал вас в Индпошив. Это сделал человек в совершенно другом положении, и я опасаюсь, что такие люди очень даже склонны видеть противоречие.
– Понимаю, сэр. Видите ли, я изучал английскую литературу в колледже.
– Ага! Значит, вы шли к инженерной работе кружной дорогой?
– Думаю, так, сэр.
– А ваши коллеги из Индпошива?
– Если я правильно понял ваш вопрос, сэр, то действительно, в сравнении с другими отделами у относительно большой доли инженеров была, так скажем, занятная жизнь.
– А что делает одну жизнь более занятной, чем остальные?
– В общем я сказал бы, что занятным мы называем все новое и непредсказуемое.
– Это почти что масло масляное. – Однако, поскольку сам лорд Финкель-Макгроу не стремился пояснить свои мысли, он сделал вид, что удовлетворен, и с минуту смотрел на играющих детей, водя тростью по земле, словно сомневался в ее устойчивости. Потом он внезапно описал тростью дугу, указывая на пол-острова.
– Как вы предполагаете, скольким из этих детей предстоит занятная жизнь?
– Ну, по меньшей мере двоим, сэр, принцессе Шарлотте и вашей внучке.
– Вы бойки на язык, мистер Хакворт, и подозреваю, склонялись бы к лукавству, если бы не ваши твердые нравственные принципы, – сказал Финкель-Макгроу немного спесиво. – Скажите, ваши родители были подданные или вы присягнули сами?
– Мне только-только исполнился двадцать один, когда ее величество – тогда еще ее королевское высочество – совершала поездку по Северной Америке перед поступлением в Стэнфорд. Я принял присягу в колледже Святой Троицы в Бостоне.
– Почему? Вы умны и, в отличие от большинства инженеров, не чужды культуре. Вы могли бы войти в Первую Распределенную Республику или в любое из синтетических землячеств на Западном побережье. Вас ожидали бы достойные перспективы и не сковывала, – тут Финкель-Макгроу ткнул тростью в сторону двух воздушных судов, – наша поведенческая дисциплина. Почему вы ограничили себя, мистер Хакворт?
– Не касаясь побуждений сугубо личного плана, – осторожно начал Хакворт, – скажу, что в детстве видел два вида дисциплины – чрезмерную и никакой. Последняя ведет к распущенности. Я употребляю это слово без всякого ханжества, просто в качестве определения того, что мне известно по опыту, так как сделало мое детство отнюдь не идиллическим.
Финкель-Макгроу, вероятно, осознал, что переступил границы дозволенного.
