Но он ничего не говорил. Ее сердило это явно умышленное утаивание.
Она в раздражении подняла голову и увидела через выходившее на задний двор окно фигуры Анны, Фрэнка и Питера. Они склонились над вскопанной землей и пристально ее разглядывали. Люси услышала визгливый, возбужденный смех сына, копавшего червяков под ясенем. За ужином Питер рассказывал, как собирается перехитрить громадную и сказочно древнюю форель, которая, по слухам, водилась в верхней запруде ручья Ардмор.
Люси могла бы улыбнуться его похвальбе, но не улыбнулась. Она стала раздражительной и резкой, оттого что все время думала об Анне – этой на удивление сдержанной женщине, которую она не понимала, об Анне, изобличенной в одном проступке, и проступке непростительном. Знай Люси об этом эпизоде из прошлого, оставила бы она с такой готовностью на попечении Анны дом, Питера и – она думала об этом с внутренним содроганием – Фрэнка? Разумеется, Анна приходится Фрэнку кузиной. Но оставить их в состоянии явного безразличия друг к другу, а вернувшись, застать за дружеским распитием пива – невероятная, отвратительная пошлость! Конечно, Люси это не понравилось. Под налетом бесстрастности в Анне наверняка скрывается что-то вульгарное.
Люси перевела дух. «Я должна, – подумала она, нахмурив брови, – я должна во всем разобраться».
Ее охватила тревога. Начать с того, что Анна, о которой она узнала такие вещи, отличается как минимум независимым характером. И она, Люси, оставила эту женщину наедине с мужем, в то время как он мог одним словом объяснить ситуацию. Но он ни слова не вымолвил! И не потому, что не знал. Эдвард знал, и, она была уверена, знали Джо, Полли, даже Леннокс. Фрэнку наверняка все известно! Более того, тот самый год, когда с Анной произошло несчастье – пять лет назад, – примерно совпадал с его посещением Белфаста. Вероятно, Фрэнк был свидетелем этого происшествия. И все же ничего не сказал жене…
Люси постаралась отогнать черные мысли. Она слишком много размышляет об этом досадном отзвуке прошлого. Ей надо завершить приготовления к пикнику. Взяв буханку хлеба, она разрезала ее на длинные ломти и быстро намазала маслом, на одни положила домашнее яблочное желе, на другие – джем из ревеня. Оставшиеся куски хлеба пошли на приготовление сэндвичей с ветчиной. Те, что без горчицы, предназначались для Питера. Затем Люси намазала масло на домашние ячменные лепешки и оладьи, испеченные накануне, разрезала половину пирога с мясом на аппетитные куски, взяла почти четвертинку фруктового торта и пакет хрустящего печенья «Абернети» из жестяной банки, в которой оно всегда хранилось. Хозяйка действовала ловко и споро, и ее маленькие руки стали чуть влажными и порозовели, тогда как выше кисти кожа сияла гладкой белизной. Несмотря на спешку, ничего не было упущено – даже крошечный пакетик с солью для яиц, сваренных вкрутую. Вскоре корзина была собрана и прикрыта белой салфеткой. Затем, опустив рукава, Люси заторопилась к задней двери, хотя никакой срочности
