тощего в буквальном смысле этого слова. Причём, волочил по грязи, оставленной вчерашним дождём. Даже мордой пару раз в жижу ронял. Мать Сучка, такая же тощая и страшная, как он сам, с крючковатым носом и глубоко посаженными глазами оказалась крайне недовольна, когда вся честная компания завалилась к ней во двор.
– Тащи туда, где взял! – строго наказала она косматому. – На кой ты приволок его мне?
– Успокойся, женщина. Это твоё добро, ты с ним и разбирайся. Мне твоего ничего не надо, – пробуравил дюжий молодец, сгружая поклажу на пороге покосившейся ветхой лачуги, которая от старости вросла в землю, а может, и выросла из неё наподобие какого-нибудь гриба, кто знает?
– Убери это с моего двора. Видеть его не желаю! – прокаркала старушка, тщедушно заправляя поседевшие космы под свой землистого цвета платочек и пригрозила: – убери, не то поколочу тебя палкой. Это ты его напоил, вот и волоки в свой дом.
– Я ему в горло насильно ничего не заливал. Он сам. Так что изволь, женщина, что вырастила, то вырастила, – Медведь пнул развалившегося на пороге Сучка, но тот даже не крякнул в ответ. Над лесом собирались тучи, которые того и гляди разродятся грозой. Вот она и отрезвит сопляка, решил его старший подельник.
– С глаз долой! – завизжала старушка, и уже было замахнулась кувшином, метя в спину громилы, но тут заприметила выглядывавшего из-за ограды Костика. Сообразив, что запустить посудину в него будет гораздо безопаснее, она швырнула кувшин в сторону небольшого человечка.
– Ну что теперь? – с вызовом осведомился тот у Медведя, когда гончарное изделие благополучно миновало его голову.
– А теперь я пойду к рыжеволосой лесной ведьме, – прохрипел косматый. – А тебе советую за мной не увязываться. Терпеть не могу любителей подглядывать. Вздумаешь сунуться – укокошу одним ударом. Нам и без тебя хорошо будет. Мне так уж точно, – заржал он грубым мужицким хохотом и, не обращая внимания на ошалелого Костика, неверной тяжёлой поступью отправился в лес.
Лес был густой и таинственный, пропахший молодой порослью и пряным ароматом грибов. А золоченый багрянец, в который лучи заходящего солнца окрасили непостижимо высокие кроны деревьев, придавал сгустившемуся внизу полумраку оттенок мрачной торжественности. Медведь хорошо знал великую чащобу, раскинувшуюся перед ним. Он вырос в этом лесу, а когда повзрослел, ходил сюда за добычей и днём, и ночью.
В тех кустах, что растут у золотых клёнов, он прятался от стражей, вылавливавших незадачливых браконьеров. Там есть покинутая берлога, вход в которую скрыт низкосклонёнными ветвями кустарника. В ней-то он и пережидал, когда стражи пройдут мимо. Так он стал «Медведем», втайне благодаря богов за то, что не повстречался с истинным обитателем той берлоги.
У тех белоствольных деревьев он прикончил своего первого дикого вепря. Пришлось перерезать ему горло прямо на месте, чтобы толстошкурый свинорыл не разголосил
