в Ленинградской области окажется. Сплошные похороны получаются.
Антон Петрушин, командир орудия, молча шагал рядом с лафетом. Рослый, длиннорукий. Он повернул голову и зычно произнес:
– Не каркай, батя!
– Я не каркаю, молодой человек…
– Не молодой человек, а старший сержант, – беззлобно поправил бойца Петрушин. – Привыкать надо к уставу.
– Привыкание не особенно получается, когда знаешь наперед, какая разневеселая судьба тебе уготована. Своими шагами последние часы жизни отмеряю, товарищ старший сержант.
Петрушин недовольно хмыкнул, потом пристроился к Сотейникову, несколько минут угрюмо шел рядом. По всему было видно, что у Антона происходила внутренняя борьба с самим собой. Ему, строевику кадровому, привыкшему к беспрекословному повиновению подчиненных, не терпелось осадить новичка, резким приказом прекратить эти, как он считал, «отступательные настроения». Но в то же время ему хотелось сказать человеческие, добрые слова рядовому Сотейникову, который вместе с ездовым Игнатом Ельцовым неделю назад прибыл в батарею, еще не обвык: на учебных стрельбах ошалело таращил глаза и затыкал уши клочками ваты, вот теперь вместе со всеми движется на передовую. Петрушин вспомнил подносчика снарядов Василия Куланчикова, разбитного и веселого малого, с которым прослужил пару лет. Ваську перевели на другую батарею, он теперь стал наводчиком. Овладел парень мастерством огня. А вместо него прислали Сотейникова. И тут Петрушин припомнил слова, вычитанные в книге и, почему-то запав ему в душу, казавшиеся весьма мудрыми.
– Не хнычь, батя, – Антон взял Сотейникова за локоть и философски изрек: – Человек должен всегда быть в пути, в движении то есть. Тут его самое главное призвание.
– Что?
– В пути, говорю.
– Что в пути?
– Призвание – главное для человека.
Сотейников удивленно посмотрел на командира. Откровенно говоря, он ждал резких слов, приготовился к самообороне, а тут такое тот сказал, что и ответ не сразу подыщешь. Рядовой только вздохнул:
– Без передыху… даже скотина долго не выдержит. Без привала никак нельзя.
– Придем на место – и привал, – командирским тоном сказал Петрушин, довольный исходом разговора. – И горячая пища.
– Горячая пища – это хорошо! – Бердыбек Тагисбаев поправил сползающую с плеча винтовку. – Бешбармак – очень вкусно!..
Он молча слушал разговор батарейцев, стараясь проникнуть в суть каждой фразы, но это ему не всегда удавалось. Многие слова он просто не понимал, вернее, не совсем точно понимал. Служил Тагисбаев второй год, имел не одну благодарность за хорошую службу и, хотя числился в расчете заряжающим, мог в случае надобности заменить наводчика. Он мечтал стать наводчиком, первым номером, а если судьба улыбнется, и командиром орудия, как Петрушин.
Ржаное поле осталось позади. Дорога
