видные общественные и политические деятели.
Интервью для «Театральной жизни» мы сделали с Чурбановым довольно быстро, резонанс был огромный. Вот я и предложил: а книга? Может быть, мемуары?
Юрий Михайлович признался, что он больше читатель, чем писатель, поэтому мы договорились так:
несколько дней разговоров здесь, в «зоне», в кабинете начальника тюрьмы – подполковника И.Д. Жаркова, – он, кстати, жив и здоров – потом я исчезаю на месяц с этими пленками, превращаю их в текст.
И вот так из наших бесед появится книга воспоминаний Чурбанова, которую мы – я предложил – назовем «Я расскажу все как было». Я хотел, чтобы книга была от первого лица, т. е. от лица Юрия Михайловича, но он возражал, потому что беседа – это не интервью, а именно беседа, причем по душам.
Так я стал его «литературным агентом», первый и последний раз в своей жизни. Когда книга была готова, Чурбанов передал мне все права на рукопись. Я сказал, что книгу издаст «Независимая газета», в которой я тогда работал, и что половина гонорара полагается ему, моему собеседнику. Чурбанов не возражал; книжка вышла тогда огромным тиражом. Его сестра – Ирина Михайловна – честно получила весь причитающийся Чурбанову гонорар.
С тех пор книга ни разу не переиздавалась, и это, конечно, неправильно. Все, о чем рассказывает в своей «исповеди» Чурбанов, знал только он. И рассказать мог только он. Так подробно, так живо и обстоятельно. Когда я недавно перечитал текст… Первый вопрос: почему не издаем?
Мои друзья из «Аргументов недели» с удовольствием взялись за это дело.
А. Караулов
Мой арест произошел 14 января 1987 года в кабинете начальника Следственной части Прокуратуры Советского Союза Германа Петровича Каракозова.
Накануне, где-то с утра, Каракозов позвонил мне на квартиру и сказал, что завтра ждет к себе в 12 часов дня. Утром мы еще раз перезвонились, и, ни о чем не подозревая, я приехал в Прокуратуру. Внизу меня ждал следователь по особо важным делам Литвак. Мы поздоровались за руку, Литвак приветливо улыбнулся, он вообще производит впечатление очень обаятельного человека, и мы поднялись на второй этаж в приемную Каракозова.
Но только я переступил порог, как мне навстречу поднялись два молодых человека с хорошей полувоенной выправкой (я так и не узнал, кто они такие) и заявили: «Вы арестованы!» Тут же, в приемной, с меня сняли подтяжки, галстук, часы, из ботинок выдернули шнурки. Понятыми были две женщины, сотрудницы Прокуратуры, как я узнал потом от следователя Миртова. Да и понятно, что сотрудницы, – с улицы кого попало ведь не позовешь, как-никак генерал-полковника арестовывают. Хорошо, что в этот момент я был в штатском, не в военной форме, а то могли бы, пожалуй, и погоны сорвать, хотя я еще и звания в то время не был лишен, это произошло гораздо позже.
Вот так, поддерживая штаны руками, я предстал пред светлые очи Германа Петровича Каракозова, начальника всех следователей СССР. В его кабинете уже находились Гдлян и Иванов, полковник юстиции Миртов, молодые люди, объявившие мне об аресте, и еще один человек, я его не знаю (но, может быть, он из КГБ).
Особенно меня поразил Каракозов. Сейчас это был уже не тот улыбающийся Герман Петрович Каракозов, который месяца два назад первый раз попросил меня заехать к нему в служебный кабинет. За столом сидел хмурый, довольный собой человек – довольный первой победой! Каракозов сразу показал мне ордер на арест, подписанный заместителем Генерального прокурора Сорокой, причем (надо понять состояние, в котором я находился) все это было сделано так быстро, даже мельком, что я даже не успел разглядеть стоявшую на нем дату. Впрочем, какая разница…
Я знал, что меня могут арестовать, готовятся к этому, ищут «ключики». Еще в то время, когда министром МВД СССР был Федорчук, за мной установили наружное наблюдение: внешне – никаких следов (в КГБ работают профессионалы высокого класса), но я чувствовал, что за мной следят.
Накануне ареста у меня уже была очная ставка с неким Каримовым, бывшим первым секретарем Бухарского обкома, которая была деликатно обставлена, по всем правилам продуманного «пресса». Точно так же, как сейчас, мне позвонил Каракозов, я приехал к нему, в кабинете был все тот же Литвак; и вдруг вводят небритого, если не сказать грязного, незнакомого мне человека «восточного типа».
Откуда он появился, из какой комнаты вышел, я даже не знаю. Бросилось в глаза, что он без галстука, очень волнуется и растерян.
Каракозов спрашивает: «Юрий Михайлович, Вы узнаете этого человека?» – «Нет, первый раз вижу». – «И никогда не видели?» – «Нет, никогда». – «Ну как же, ведь это Каримов!» – «Какой Каримов?» В Узбекистане Каримовых все равно что в России Сидоровых и Петровых. – «А помните, вы приезжали в город Газли?..»
И я вспомнил. В 1979 году (а тогда шел 1987-й], находясь в служебной командировке в Узбекистане, я прилетел в Бухару и на аэродроме
