на цыпочках проскакивали на кухню мимо их комнаты – чтобы не потревожить молодых, а Кранцев, придя в себя от тяжелого сна, ничего более умного не придумал, как взять плохо настроенную гитару и спеть популярную тогда авторскую песню «Не женитесь, поэты», чем до слез обидел молодую жену. А вечером собравшиеся на продолжение празднества родственники многозначительно, с пониманием дела, лукаво поглядывали на новобрачных, словно пытались в их глазах угадать яркие впечатления прошедшей ночи. И не очень понимали, почему в ответ молодые отмалчивались и хихикали…
Как ни странно, именно долг и нежность, а не секс, своего рода дружба и сотрудничество скрепляли союз Артема и Светланы крепче, чем виртуальные бурные, бессонные ночи постельных безумств и бесконечных объятий ненасытных и опытных любовников. Эта область деятельности так и осталась за чертой напрасных мечтаний, возможно, для обоих. Долг был наваждением Светы, полностью поглотив ее существо, не оставляя места для «плотских утех и наслаждений». «Соблюдать правила и иметь спокойную совесть» – таковы были лозунги Светиной жизни. Оспаривать эти очевидные ценности было непросто и бесполезно, даже если Артем, одержимый в первую очередь поиском нежности, легкости бытия и удовольствий, хотел бы видеть свою жену менее «чистой», а точнее – чуточку более порочной. Хотя бы с ним наедине. Но непримиримая Светлана, вслед за ее мамашей, регулярно корила своего мужа за «порочность», когда он пытался опрокинуть ее на ковер или на стол в неурочное время, прорваться в ванную во время мытья жены или когда, к примеру, немытой осталась посуда. Для «пустяков» существовала ночь, а если сон валил с ног от трудов на работе и по дому, то для неловких объятий оставались лишь короткие минуты поутру, в спешке, чтобы не опоздать на службу. Аннушка родилась у них только через два года.
Некоторым образом отношения Кранцева с женой повторяли его отношения с Системой: притворяться, делать вид, что согласен, но не предавать, бежать от реальности, фантазировать, мысленно эмигрировать, но не вступать в борьбу. Со временем он даже придумал для себя удобную формулировку: «Зов плоти неодолим и естественен, уклоняться от него глупо и вредно, это физиологическая потребность человека, чтобы оставаться в психологическом равновесии». Следовательно, его редкие внебрачные эскапады могли трактоваться не как «измена чистой любви» к жене, а лишь как «слабость плоти, но не духа», раз при этом не затрагивалось сердце, что изредка, ненадолго, но все же случалось.
Увы, лишь намного позже Кранцеву суждено было обнаружить буйную чувственность своей «странной», полной противоречий спутницы. Дело в том, что в первые годы совместной жизни неопытный Тёма просто не понимал, что нужно жене для полного счастья и почему оно дается так сложно, таким усилием, когда другие сговорчивые подруги сотрясались и повизгивали уже через пару минут прямого воздействия. Но мужу такой медали Света не давала, и оттого ему всегда казалось,
