скрипит эта пыль; желая уберечь Паскаля от солнца, она заботливо раскрыла над ним зонтик.
– Солнце светит тебе прямо в глаза! Иди левее!
Но он выхватил у нее зонтик и понес его сам.
– Дай лучше мне, у тебя рука устанет! Но вот, кстати, мы и пришли!
На выжженной солнцем равнине уже виднелся зеленый островок – настоящая большая роща. Это и был Сегиран – поместье, где выросла Софи у своей тетки Дьедонне, жены сыромятника. Везде, где только пробивался какой-нибудь источник, какой-нибудь ручеек, на этой раскаленной почве разрасталась пышная зелень – густая тень становилась еще гуще, а чудесные уединенные дорожки еще прохладнее. Здесь росли могучие платаны, каштановые деревья, молодые вязы. Паскаль и Клотильда углубились в чудесную дубовую аллею.
Когда они подошли к ферме, крестьянка, ворошившая на лугу сено, бросила вилы и подбежала к ним. Это была Софи, узнавшая доктора и «барышню», как она называла Клотильду. Она боготворила их обоих и теперь стояла, смутившись, не спуская с них глаз и не умея высказать благодарность, переполнявшую ее сердце. Небольшим ростом, выдающимися скулами и бесцветными волосами она походила на своего брата Валентена; но в деревне, вдали от чахоточного отца, она расцвела, обрела уверенную поступь, щеки ее округлились, волосы стали гуще, а красивые глаза утратили болезненное выражение и светились сейчас признательностью. Подошла и тетушка Дьедонне, также ворошившая сено. Она еще издали приветствовала гостей с провансальской грубоватостью:
– А, это вы, господин Паскаль, а вы нам совсем и не нужны! У нас нет больных!
Доктор, который затем и пришел сюда, чтобы полюбоваться этим радующим взор здоровьем, ответил ей в тон:
– Надеюсь! И все же эта девица должна поставить за мое да и за ваше здоровье толстенную свечу!
– Что верно, то верно! Она знает это, господин Паскаль, и каждый день твердит, что, не будь вас, она была бы сейчас похожа на своего брата, бедняжку Валентена.
– Ба! Мы и его вылечим. Валентену уже лучше. Я только что был у него.
Софи схватила доктора за руки, крупные слезы показались у нее на глазах. Она только прошептала:
– О, господин Паскаль!
До чего же его любят здесь! И Клотильда почувствовала, как от этой всеобщей любви к Паскалю растет и ее нежность к нему. Они пробыли в Сегиране недолго, непринужденно болтая в живительной тени зеленых дубов. Затем направились обратно в Плассан; по пути им нужно было навестить еще одного пациента.
Это был хозяин захудалого, побелевшего от дорожной пыли кабачка, стоявшего на скрещении двух дорог. Напротив кабачка незадолго перед тем соорудили паровую мельницу, использовав старинные постройки Параду – владенья, сохранившегося от прошлого века. И кабатчик Лафуас умудрялся сводить концы с концами благодаря рабочим мельницы и крестьянам, привозившим на помол свое зерно. По воскресеньям
